Кирка / Цирцея

Античный мир породил бесчисленное множество персонажей, которые в последующие века будут ассоциироваться с ведьмами. Одна из них, и видимо, самая представительная – это Кирка (др.-греч. Κίρκη) в латинизированной форме Цирцея – в греко-римской мифологии чародейка, богиня колдовства, магии трав, зелий и ядов (фармакея), также искусная в магии трансмутации и некромантии ; одна из возлюбленных славного героя Одиссея. Имя Кирка происходит от греческого глагола kirkoô, означающего «закрепить кольцами» или «обруч вокруг». Один из её гомеровских эпитетов – полифармакос. Есть филологическая версия о том, что греческий термин «полифармакос» происходит от египетского слова, означавшего «дарующий безопасность, исцеление». Другая этимология сближает тот же термин с магией, колдовством, т. е. тайным искусством, которое может принести как пользу, так и вред человеку. В гомеровской эпиграмме она упоминается почти как даймон (дух) магии.

Отличалась и коварством-ревностью и мудростью-покровительством. В мифах о Кирке-Цирцее заметны мотивы волшебной сказки.

Её часто путали с Калипсо, из-за некоторых сходных характерных черт, а также в виду связей с Одиссеем. Их истории – это  мифы о женщинах, обладающих магической силой, волшебницах, держащих в плену героев и завораживающих их, в которых также сказывается воспоминание о давнем беспрекословном подчинении женщине, воздействующей на мужчин некой таинственной властью. В конце концов Кирка-Цирцея сама была обольщена Одиссеем. Такова же нимфа Калипсо, дочь титана Атланта (или Гелиоса), державшая в плену на острове Огия на крайнем западе полюбившегося ей Одиссея целых семь лет.

Гомер, Псевдо-Аполлодор, Гесиод, Аполлоний Родосский и др. родителями Кирки-Цирцеи называют солнечного бога Гелиоса и океаниды Персеиды (или Персы).

Прибыли вскоре на остров Ээю. Жила там Цирцея

В косах прекрасных - богиня ужасная с речью людскою.

Полный мыслей коварных Ээт приходился ей братом.

От Гелиоса они родились, светящего смертным,

Матерью ж Перса была, Океаном рожденная нимфа.

Гомер, «Одиссея», X.

По некоторым авторам, она дочь Аполлона и Эфеи. Другие называют её дочерью титана Гипериона.

По Диодору Сицилийскому Цирцея является дочерью темной богини Гекаты и сестрой другой волшебницы-колдуньи Медеи. По Гигину, Медея – племянница Цирцеи. Также, сестра Пасифаи.

У Гелиоса было два сына – Ээт и Перс. Ээт стал царем Кол­хиды, а Перс – Тавриды, и оба они отли­ча­лись сви­ре­пым нра­вом. У Пер­са была дочь Гека­та, дер­зо­стью и беззаконием пре­вос­хо­див­шая даже сво­его отца. Увле­ка­ясь охотой, она в слу­чае неуда­чи вме­сто зве­рей уби­ва­ла из лука людей, а увле­ка­ясь изготов­ле­ни­ем смер­то­нос­ных зелий, она изо­бре­ла так назы­вае­мый ако­нит, и испы­ты­ва­ла силу каждо­го зелья, добав­ляя его в пищу чуже­зем­цам. Приобретя большой опыт в этих делах, Гека­та преж­де все­го погуби­ла зельем отца и уна­сле­до­ва­ла цар­скую власть. Затем она воз­двиг­ла свя­ти­ли­ще Арте­ми­де, в кото­ром стала при­но­сить в жерт­ву богине при­плы­ваю­щих в ее стра­ну чуже­зем­цев, про­сла­вив­шись так сво­ей свирепостью. После это­го Гека­та вышла замуж за Ээта и роди­ла от него двух доче­рей –  Кирку и Медею, а так­же сына Эги­а­лея.

Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», IV.

[Медея] сказала [аргонавтам], что она привезла с собой множество лекарств удивительной силы, которые были обнаружены ее матерью Гекатой и ее сестрой Киркой ( Цирцея), и хотя до этого времени она никогда не использовала их для уничтожения людей, в этом случае она станет для них способом легко отомстить мужчинам, которые заслуживают наказания.

Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», IV.

Та – как велел – заклятье плетет, их сонм разделяя

и окропленных тесня, — по виду – Медея иль Кирка,

что на Ээе творит превращенья, но только безгрешна.

Стаций, «Фиваида», IV.

По основной версии Кирка-Цирцея обитает на острове Эя (Ээя) (Αἰαία) со своими спутницами-нимфами, среди лесов в роскошном дворце. Согласно описанию Гомера, у неё было четыре служанки-нимфы, дочери потоков (они вызывают ассоциации с четырьмя райскими реками).

Дикие животные, населяющие остров, – это люди (по версии, – бывшие её любовники), испытавшие на себе магию Кирки-Цирцеи.

Ним­фы кру­гом. Нере­иды при ней, — пер­сты их не тянут

Пря­жи, и нити они не ведут за собой, но зла­ки
Рас­по­ла­га­ют, трудясь; цве­тов воро­ха раз­би­ра­ют
И по кор­зи­нам кла­дут раз­лич­ные зеле­нью тра­вы.
Всей их работой сама управ­ля­ет; и сила какая
В каж­дом лист­ке, како­во их сме­ше­ние — все ей извест­но;

Не уста­ет раз­ли­чать и, иссле­дуя, взве­ши­вать тра­вы.

Овидий, «Метаморфозы».

В «Аргонавтике» Аполлония Родосского, животные, которые окружают её, – это не бывшие любовники, преображенные, но некие первобытные звери или первые плоды эволюции :

Звери, нисколько на зверей не похожие хищных,

Но по общему виду не люди, а странные смеси

Самых различных тел, толпой шли овцам подобно

Тем, что стадом идут за своим пастухом из загонов.

Ибо такими впервые из тины земля сотворила

Их сама и, разные части смешав, укрепила.

Та земля не была сухим еще воздухом сжата.

Тема превращения людей в различных животных была более сочно разработана поздними авторами, особенно на латыни. В «Энеиде» Вергилия Эней огибает остров, где теперь обитает Цирцея, и слышит крики её многочисленных жертв мужского пола, которых теперь насчитывается значительно больше, нежели в ранних рассказах:

Плыл вдоль бере­га флот, минуя цар­ство Цир­цеи,
Где меж дре­му­чих лесов рас­пе­ва­ет ден­но и нощ­но
Солн­ца могу­чая дочь и, в ноч­ную тем­ную пору,
В пыш­ном двор­це, засве­тив души­стый факел кед­ро­вый,
Звон­кий про­во­дит чел­нок сквозь осно­ву тка­ни воздуш­ной.

С бере­га льви­ный рык доле­та­ет гнев­ный: ярят­ся
Зве­ри и рвут­ся с цепей, огла­шая без­молв­ную пол­ночь;
Мечет­ся с виз­гом в хле­ву сви­ней щети­ни­стых ста­до,
Гроз­но мед­веди ревут, завы­ва­ют огром­ные вол­ки, —
Все, кого силою трав погу­би­ла злая боги­ня,

В диких зве­рей пре­вра­тив и обли­чье отняв чело­ве­ка.
Чтобы Цир­цеи волш­ба не кос­ну­лась тро­ян­цев, чтоб вол­ны
К бере­гу их не снес­ли, не при­гна­ли в опас­ную гавань,
Вет­ром попут­ным Неп­тун пару­са эне­а­дов напол­нил,
Бег уско­рил судов и про­нес через бур­ные мели.

Сцены из «Одиссеи» часто встречаются на древнегреческой керамике, в том числе эпизод с Цирцеей. Два наиболее распространенных изображения – Цирцея, окруженная путешественниками обращенными в зверей, и Одиссей, угрожающий колдунье своим мечом. В первом случае трансформация часто показана лишь частично, включая голову и, возможно, растущий хвост, в то время как остальная часть тела – человеческая.

Цирцея и человек-зверь. Краснофигурная ваза. V в. до н.э

Цирцея и люди-звери. Чернофигурная ваза. VI в. до н.э

В древности люди не только верили, что остров Ээя действительно существует, но, по-видимому, и точно знали, где он находится.

По одной из версий, после рождения Цирцея была отнесена туда из Колхиды крылатыми драконами. По другой, на остров она была доставлена в колеснице Гелиоса. Некоторые авторы называют остров этот Гесперианским, потому что он лежит к западу, к Тирренскому побережью.

Предполагается, что это был реально существовавший небольшой остров, отделенный от берегов Италии узким проливом. Возможно, из-за отложений песка и других осадочных пород остров Эя в итоге соединился с сушей и уже позже отождествлялся с мысом (горой) Цирцеи (Киркей) в Кампании (Италия), где ей поклонялись как Феронии, богине диких животных.

После Анция, в 290 ста­ди­ях, воз­вы­ша­ет­ся гора Кир­кей, окру­жен­ная морем и болота­ми как ост­ров. Утвер­жда­ют, что гора эта бога­та коре­нья­ми, пото­му, быть может, ее связывают с мифом о Кир­ке. На горе нахо­дит­ся горо­док с хра­мом Кир­ки и алта­рем Афи­ны. Там пока­зы­ва­ют какую-то чашу, как гово­рят, при­над­ле­жав­шую Одис­сею. 

Страбон, «География», V.

Пещеру волшебницы до сих пор показывают на склонах Монте-Цирцео. До тех пор, пока Понтийские болота не были осушены, район слыл малярийным, и полагали, что галлюцинации, сопровождающие болезнь, происходят от чар Цирцеи.

Гробницу Кирки-Цирцеи показывали и на островке Фармакуссы у Аттики.

Далее сле­ду­ют Фри­а­сий­ская рав­ни­на, берег и дем, нося­щие то же имя. Затем — мыс Амфи­а­ла и каме­но­лом­ня, лежащая над ним, и пере­пра­ва через про­лив на Сала­мин шири­ной око­ло 2 ста­дий; этот про­лив Ксеркс пытал­ся засы­пать, однако мор­ское сра­же­ние и бег­ство пер­сов преду­преди­ли испол­не­ние это­го пла­на. Здесь лежат так­же Фар­ма­кус­сы, два ост­ров­ка; на боль­шем из них пока­зы­ва­ют гроб­ни­цу Кир­ки.

Страбон, «География», IX.

Утверждали, что от Цирцеи происходит италийское племя марсов, которое поэтому защищено от укусов змей.

Местом обитания Цирцеи также называют остров Энария в Тирренском море, в северной части входа в Неаполитанский залив, у западного побережья Италии.

Считается, что в ранней версии мифа местопребывание Кирки-Цирцеи находилось на Дальнем Востоке, так как магия и колдовство изначально были связаны исключительно с этим географическим регионом.

По изложению того же Диодора, Кирка вышла замуж за царя сарматов, отравила мужа зельями. Став царицей, учинила жестокости по отношению к придворным, отчего утратила царскую власть. Бежала на просторы Океана и поселилась на острове вместе с сопровождавшими её женщинами; либо в Италии на горе Киркей.

Упоминается у Цицерона в его «О природе Богов» :

Что же даль­ше? Ино, кото­рую гре­ки назы­ва­ют Левкотеей, а наши — Мату­той, будет счи­тать­ся боги­ней, хотя она дочь Кад­ма. А Кир­ку, и Паси­фаю, и Ээта, которых Пер­са, дочь Оке­а­на, роди­ла от Солн­ца, мы раз­ве не вклю­чим в чис­ло богов? Ведь Кир­ку наши коло­ни­сты, жите­ли коло­нии, назван­ной ее име­нем, бла­го­че­сти­во почита­ют. Итак, и ее будем счи­тать боже­ст­вом? А что ты мне отве­тишь относитель­но Медеи? Ведь она-то имела двух [богов] дедами — Солн­це и Оке­ан, отцом Ээта, мате­рью Идию. А что о бра­те ее Абсир­те (у Паку­вия он носит дру­гое имя — Эги­а­лей, но то, ста­рое имя, более употреб­ля­лось в кни­гах древ­них)? Если же эти не боги, то мне страш­но за Ино, все ведь они текут из одно­го источни­ка. 

*

Согласно мифам, первыми важными посетителями острова Цирцеи были, возвращавшиеся из Колхиды с Золотым руном аргонавты. По Гесиоду, они проплыли по Фасису до океана, затем прибыли в Ливию по дороге причалив к острову Ээя.

Цирцея приняла их радушно, хотя могла повести себя совсем иначе превратив их всех в животных как минимум: ведь Золотое руно было похищено у её брата Ээта, а Ясон (с помощью её же родственницы Медеи) убил её племянника, сына Ээта. Тем не менее, Цирцея очистила Ясона и Медею от скверны убийства и даже дала аргонавтам ряд ценных советов на дорогу.

Еще один важный посетитель острова, – Одиссей. Эту легенду пересказывают чаще всего.  Читая истории Гомера «Илиада» и «Одиссея», можно окунуться в удивительные рассказы о его путешествиях. Легенды описывают Одиссея как сильного воина, любящего отца и мужа. Автор повествует о том, как долго и трудно главному герою было вернуться домой к семье. Первые 10 лет Одиссей провел на Троянской войне. Следующие десять он пытался вернуться домой, преодолевая все приключения, посланные ему богами. Искушая героя, Посейдон направил его корабль к острову Цирцеи….

Краткий пересказ.

В сокрушении великом Одиссей и товарищи его поплыли от острова лестригонов далее по широкому морю и достигли лесистого острова Ээя. Издавна обитает там сладкоречивая нимфа, прекрасная богиня Цирцея. Тихо вступили они в пристань. Выйдя на берег, они оставались на нем два дня и две ночи в тяжкой печали. На третий день Одиссей взошел на утес и оттуда увидел вдали дым, подымавшийся от жилища Цирцеи. Долго колебался Одиссей, хотел уже идти в ту сторону, откуда поднимался дым, но счел за лучшее возвратиться сперва к кораблю и, пообедав с товарищами, отправить надежнейших из них за вестями.

На следующее утро Одиссей призвал верных товарищей. Тут разделил Одиссей всех на две дружины. В каждой было по двадцать два человека. Вождем одной дружины избран был Эврилох, во главе же другой стал сам Одиссей. Брошен был жребий, кому отправляться разведывать остров, и жребий пал на Эврилоха и его дружину.

За горами, в лесу, увидели они сгроможденный из тесаных камней крепкий дом Цирцеи. Около дома толпились волки и львы. Вместо того чтобы напасть на пришельцев, они подбежали к ним, махали хвостами, ластились к ним; то были люди, превращенные в зверей волшебницей Цирцеей. Звонко, приятным голосом пела, сидя за широкой, прекрасной тканью, богиня. Подали ахейцы голос; к ним вышла немедля нимфа, отворила блестящие двери и радушно пригласила их в дом свой.

Забыв осторожность, все вступили в жилище Цирцеи. Остался один лишь Эврилох: предчувствовал он что-то недоброе. Усадив гостей на прекрасные кресла и стулья, подала им нимфа смеси из сыра и меда с ячменной мукой и прамнийским вином. Но к этой смеси подлила она еще волшебного зелья, чтобы совершенно пропала у гостей память об отчизне. Как только отведали они этого напитка, Цирцея прикоснулась к ним своим волшебным жезлом и превратила их в свиней: каждый из них оказался со щетинистой кожей, со свиным рылом, с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка. Плачущих, заперла их нимфа в закуты и бросила им желудей и буковых орехов.

Не дождался Эврилох возвращения товарищей и побежал к кораблю с плачевной вестью о бедствии, постигшем его спутников. Немедленно надел Одиссей свой обоюдоострый меч, схватил туго согнутый лук и велел Эврилоху проводить его к дому Цирцеи.

Уже опускался Одиссей в долину, лежащую вблизи Цирцеина дома, как в виде прекрасного юноши предстал ему бог Гермес. Ласково подал он Одиссею руку и сказал ему: "Стой, злополучный, куда бредешь ты, не ведая здешнего края, по лесистым горам? Люди твои у Цирцеи. Всех их в свиней обратила она, чародейка, и заперла в хлев. Ты спешишь их спасти? Но сам ты не уйдешь оттуда невредимый, случится и с тобой то же, что случилось с ними. Слушай, однако: я имею средство избавить тебя от беды; я дам тебе зелья (либо растение под названием «μωλυ») ; смело иди с ним в жилище Цирцеи; оно сохранит тебя от страшного часа. Возьми эту волшебную траву; людям опасно с корнем вырывать ее из земли, но богам все возможно. С этой травой иди ты в жилище богини: она защитит тебя от ее чар. Когда же коснется она тебя волшебной тростью, извлеки меч свой, замахнись им на волшебницу-нимфу и потребуй, чтобы возвратила она тебе товарищей". Так говорил бог Гермес. Дал он Одиссею траву и удалился опять на Олимп.

Одиссей же, волнуемый многими мыслями, продолжал путь свой к дому Цирцеи. Став перед блестящей дверью дома прекраснокудрой богини, громко стал он вызывать её. Немедля вышла богиня, отворила блестящие двери и дружелюбно предложила Одиссею вступить в дом. Войдя в покои, богиня посадила Одиссея на среброгвоздный, редкой работы стул и в золотую чашу влила для него свой напиток.

Когда был отведан напиток, Цирцея прикоснулась к Одиссею жезлом и сказала: "Иди и свиньею валяйся с другими в закуте". Одиссей же извлек свой меч обоюдоострый и, подбежав к ней, поднял – как будто вознамерившись умертвить её.

Громко, с великим плачем, воскликнула тогда богиня, обнимая колена героя: "Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Питья моего ты отведал и не был им превращен; а до сих пор никто не мог избежать чародейства, даже и тот, кто к питью лишь прикасался губами. Не Одиссей ли ты? Давно возвестил мне Гермес, что, по разрушении Трои, будет здесь этот муж многохитростный. Вдвинь же в ножны меч свой и в доме моем будь желанным гостем". Но в ответ ей сказал сын Лаэртов: "Цирцея, могу ли я быть твоим доверчивым другом, если ты обратила в свиней всех моих спутников? Доверюсь я тогда лишь, когда дашь ты мне великую клятву в том, что нет у тебя против меня никаких вредных замыслов, и товарищам моим возвратишь прежний вид их". Тотчас же поклялась Цирцея и исполнила клятву.

Целый год жил Одиссей с друзьями своими у гостеприимной богини Цирцеи. Ежедневно, в течение целого года, ели они прекрасное мясо и утешались сладким вином; но не забыли о милой родине.

Цирцея, Одиссей и человек-зверь. Краснофигурная ваза, V в. до н.э

Цирцея и Одиссей. Краснофигурная ваза, V в. до н.э

Одиссей, по желанию товарищей, обратился однажды с просьбой к Цирцее, чтобы отпустила она их на родину. И Цирцея в ответ ему: "Лаэртид, Одиссей благородный! В доме своем по неволе я не желаю тебя удерживать. Но прежде ты должен уклонясь от пути – проникнуть в ту область, где властвует бог Аид и супруга его Персефона. Должно тебе вопросить душу Тиресия Фивского: разум ему сохранила в царстве Аида Персефона и мертвому. Он возвестит, придется ли тебе возвратиться на родину".  И научила Цирцея Одиссея, как поступить, чтобы успокоить тени умерших и узнать от Тиресия будущее.

Так по совету Цирцеи Одиссей спустся в Аид, где впервые узнает от прорицателя Тиресия о предстоящих ему испытаниях. Аид – страш­ное место. Там самый свет загорожен смертью. Перед тем, как туда от­правиться, Одиссей со товарищами плакал: в их груди сокрушалося милое сердце, как сказано у Гомера. Однако поделать ничего было нельзя –  от слез и от воплей им не было пользы: другого пути не было.

Цирцея производит попутный ветер и Одиссей с командой отправляется в новое приключение. Одиссей благополучно посещает царство Аида и возвращается на остров Ээя.

Узнав о возвращении, на берег моря пришла и Цирцея; за ней шли её служанки, они принесли к кораблю много роскошно приготовленной пищи и меха с вином. До ночи пировала команда Одиссея на морском берегу. Когда же все легли спать, Цирцея научила Одиссея, как избежать ему будущих опасностей у острова Сирен, в проливе, где обитают Сцилла и Харибда, и на острове Тринакрии.

Она же научила Одиссея вязать прочные узлы, что также связано с магическими практиками.

На этом история Цирцеи и Одиссея заканчивается.

По Гесиоду, от Одиссея у Цирцеи родились сыновья Агрий и Латин (Гомер этого не упоминает). По другой версии, она родила от Одиссея сына Телегона (либо Навсифоя и Телегона) и дочь Кассифону.

Некоторые авторы полагают, что, несмотря на все остальные браки и романтические связи Одиссея, именно Кирка-Цирцея была главной любовью его жизни.

Во второй раз Одиссей вернулся к Цирцее уже после смерти, чтобы обрести на острове вечный покой.

По мифу, став взрослым, их сын Телегон отправился по совету матери в морское путешествие, чтобы найти отца. Приняв Итаку за соседнюю Керкиру, он высадился на берег и начал разорять остров. Одиссей и его старший сын Телемах вышли навстречу пиратам с оружием в руках. Телегон не узнал отца и в схватке ранил его насмерть шипом ската, который заменял наконечник на его копье. Одиссею заранее была предсказана гибель от руки сына, но он думал, что речь идет о Телемахе, и перед смертью успел обрадоваться тому, что его убил другой сын.

Поняв, что случилось, Телегон оплакал отца и перевез его тело к матери. Впоследствии, отбыв изгнание, он женился на вдове Одиссея Пенелопе. Похоронив Одиссея, Цирцея сделала Телегона и Пенелопу бессмертными, отправила обоих на Острова Блаженных.

Позднее Цирцея вышла замуж за Телемаха и родила ему сына Латина. Позже, по версии, он убил Кирку, чтобы жениться на её дочери Кассифоне, а затем погиб от руки Кассифоны.

*

Кроме Одиссея, богиня влюблялась и в других мужчин, которых постигла месть чародейки. Морскому богу Главку тоже посчастливилось стать объектом воздыханий Цирцеи. Он, как оказалось, влюбился в девушку Сциллу (Скиллу).

Волшебница превратила несчастную в страшное чудовище.

Я, напри­мер, и боги­ня, и дочь све­то­зар­но­го Солн­ца,
Чья оди­на­ко­ва мощь в закли­на­ни­ях тай­ных и зельях, —

Быть желаю тво­ей! Пре­зи­рай пре­зи­раю­щих; неж­ным
С неж­ною будь, и дво­их ото­мстишь ты еди­ным дея­ньем».
Но на попыт­ку ее так Главк отве­ча­ет: «Ско­рее
Водо­росль будет в горах вырас­тать и дере­вья в пучи­нах,
Неже­ли к Скил­ле любовь у меня про­па­дет», — и боги­ня

В него­до­ва­нье при­шла. Посколь­ку ему не уме­ла
Вред нане­сти и, любя, не хоте­ла, — взгне­ви­лась на ним­фу
Ту, пред­по­чтен­ную ей. Оскор­бясь за отверг­ну­тый пыл свой,
Тот­час же ста­ла она с ужас­ны­ми сока­ми тра­вы
Пере­ти­рать. Заме­шав, закли­на­ния шеп­чет Гека­ты.

Вот покры­ва­ло она голу­бое наде­ла; и меж­ду
Льсти­во­го строя зве­рей из сред­них выхо­дит поко­ев.
В Регий доро­гу дер­жа, что про­тив уте­сов Зан­клеи,
Вско­ре всту­пи­ла она на шумя­щее буря­ми море.
Слов­но на твер­дый песок, на вол­ны ступ­ни ста­но­ви­ла

И по поверх­но­сти вод сухи­ми сбе­га­ла нога­ми.
Был там затон неболь­шой, захо­див­ший под сво­ды пещеры, —
Скил­лы люби­мый при­ют; в то место от моря и неба
Летом скры­ва­лась она, когда солн­це сто­я­ло на выс­шей
Точ­ке, когда от дерев быва­ют крат­чай­ши­ми тени.

Этот боги­ня затон отрав­ля­ет, сквер­нит чудо­дей­ной
Сме­сью отрав; на него она соком зло­вред­но­го кор­ня
Брыз­жет; тем­ную речь, дву­смыс­лен­ных слов соче­та­нье,
Три­жды по девять раз чаро­дей­ны­ми шеп­чет уста­ми.

Овидий, «Метаморфозы».

Когда Сцилла окунулась в воду отравленную зельем Цирцеи, её красивое тело было изуродовано, нижняя его часть обратилась в ряд собачьих голов. Голос, исходивший из горла, походил на звериный рык. Превратившись в чудовище (по версии – в скалу) Сцилла стала кошмаром для моряков.

Еще одной жертвой Цирцеи стал Пик (лат. Picus; дятел) – в римской мифологии бог полей и лесов, бог предсказания. Жил в роще у Авентинского холма. Его изображали авгуром с жезлом, либо юношей с дятлом на голове. Сын Сатурна, отец Фавна. По рассказу Овидия, он был влюблен в нимфу Каненту (либо Помону), а в него была влюблена чародейка Цирцея. Он был превращен ею в дятла, который у римлян считался вещей птицей, за то, что отверг её любовь, а его спутников она превратила в разных животных.

Пик и Кирка-Цирцея. Лука Джордано

Нонн Панополитанский  в «Деяниях Диониса» пишет, что Фавн – порождение от связи Посейдона и Кирки-Цирцеи :

Прибыл туда же и Фавн, свой огненный бросив, весь в скалах,

Мыс пелоридский, что встал в Сикелйи трехоконечной...

Сын он страсти Кронида глубинного с Киркой-колдуньей…

Были утрачены три древние пьесы о Цирцее: работа трагика Эсхила и комических драматургов IV века до н. э. Эпиппа Афинского и Анаксила. В первом рассказывалось о встрече Одиссея с Цирцеей. Вазописи того периода предполагают, что наполовину трансформированные мужчины-звери из команды Одиссея образовывали некий хор наподобие обычных сатиров. Фрагменты Анаксила также упоминают о превращениях: один из персонажей жалуется на невозможность почесать лицо, после того как он обратился свиньей.

*

По мнению некоторых авторов, древнегреческий образ Кирки-Цирцеи перенесенный на запад (край где заходит Солнце) представляет из себя характер «отшельницы» или «владычицы забвения» и относится к числу «архетипических», и едва ли существует традиция, которой бы он не был известен. Жрица-чародейка живет вдали от людей, она непредсказуема, спонтанна, эмоциональна, легка в общении, но при этом не легкомысленна, а даже мудра и временами крайне опасна.

Ээя, – это некий остров забвения и, следовательно, возможной смерти ; напиток, который Кирка-Цирцея предлагает гостям, – то есть упомянутая выше смесь из меда, сыра, ячменной муки и «прамнейского вина», называемая «χυχεων», – возможно, эквивалентен ритуальному напитку Элевсинских мистерий, занимавших, как известно, особое, «срединное» положение в контексте всей античной культуры.

В этом смысле, образа Кирки-Цирцеи крайне неоднозначен: с одной стороны, она преподносит своим гостям напиток жизни, а с другой – гости после трапезы превращаются в свиней; теперь у них новый дом – свинарник, и на сей раз Кирка-Цирцея уже угощает их желудями и плодами кизила. Все это, разумеется, производит достаточно странное впечатление, и таким образом Кирка-Цирцея может представлять собой завуалированную богиню смерти; к такой богине могут попасть, собственно, только души, которым предлагаемый напиток действительно дает новую жизнь и, соответственно, новый облик.

Образ Цирцеи близок и к образу русалки – стихийного существа, губительного для мужчин.

Возможна связь Кирки-Цирцеи и с Афродитой-Кастниетидой – покровительницей бесстыдства. Только эта богиня принимает в жертву свиней.

Такую Афродиту, божество вседозволенности, в ипостаси, смыкающейся с полноправной Матерью – Иштар и даже с  ужасающей Гекатой, чествовали с большой страстью. На празднике свиньи-Афродиты в Аргосе женщины наряжались мужчинами, мужчины надевали фату, в жертву богине приносили свиней. Он назывался «Афродизия» или «Истерия», и жрицы Афродиты доводили себя до состояния дикого исступления. Также отмечались празднества, называемые «Гибристика» (этот же корень – в слове «гибрид») – от слова «смешение» (в данном случае человеческого с животным).

Таким образом, чародейка Цирцея характеризуется как обладающая даром активизировать силу, заключенную в «свинстве». Моряков, останавливающихся на ночлег в гостеприимных владениях Цирцеи, ждал роскошнейший пир и общество сговорчивых женщин. Однако наутро они просыпались в хлеву, обращенные в кабанов-свиней (в разных зверей).

Эта метафора может говорить о том, что провоцирующая красота женского тела вызывает лишь жадную животную  похоть только у тех, кто собственно у этой похоти идет на поводу. Таким образом, встречу с Цирцеей и ее магией можно рассматривать как пробный камень для мужчины.

*

В более позднем европейском искусстве сюжет мифа о Кирке-Цирцее особенно популярен в XIV-XVII веках.

Джованни Боккаччо дал краткий обзор того, что было известно о Цирцее в Средние века, в своей книге «De mulieribus claris» («О знаменитых женщинах», 1361-1362). Следуя традиции, он замечает, что и теперь есть еще много таких соблазнительниц, как она, способных сбить мужчин с пути истинного.

Цирцея у Боккаччо, издание 1474 г.

В длинной дидактической поэме Джона Гауэра «Исповедь влюбленного» (1380) есть совершенно иное толкование встречи с Цирцеей. Улисс (Одиссей) изображается более ловким в колдовстве, нежели Цирцея, и благодаря этому он оставляет её беременной Телегоном.

Миф о Цирцее находит воплощение и у других именитых авторов в итальянской литературе эпохи Возрождения : у Данте, Петрарки…

Одной из самых устойчивых литературных тем, связанных с фигурой Цирцеи, была её способность превращать людей в животных. Было много предположений относительно того, каким образом это происходило, изменялось ли при этом человеческое сознание в то же самое время, и было ли это изменение к лучшему.

Джамбаттиста Джелли в его «Цирцее» (1549) задается этим вопросом. Это серия из десяти философских и нравственных диалогов между Улиссом и людьми, превращенными в различных животных, начиная от устрицы и заканчивая слоном, к которым иногда присоединяется Цирцея. Большинство возражает против возвращения в прежнее человеческое состояние; только некий философ желает вернуться к человеческому.

Два других итальянца написали довольно разные работы, которые сосредоточены на животном внутри человека. Одним из них был Никколо Макиавелли: в своей неоконченной поэме «Золотой осел» (1516), автор встречает прекрасную пастушку, окруженную стадом зверей Цирцеи. Проведя с ним ночь любви, она объясняет ему характерные черты животных, находящихся в её ведении: львы – храбрые, медведи – жестокие, волки – вечно недовольные и так далее… (Песнь 6). В песне 7 он знакомится с теми, кто испытывает разочарование: кошка, которая позволила своей жертве убежать; взволнованный дракон; лиса, постоянно высматривающая ловушки; собака, которая заливается на Луну; влюбленный лев Эзопа, который позволил лишить себя зубов и когтей. Есть также символические сатирические портреты различных флорентийских личностей. В восьмой и последней песне он беседует со свиньей, которая, не хочет, чтобы ее возвращали назад в человеческое состояние, и осуждает человеческую жадность, жестокость и тщеславие.

Другим итальянским автором был Джордано Бруно, писавший на латыни. Его «Cantus Circaeus» («Заклинание Цирцеи») был опубликован им в 1582 году. Текст открывается устрашающим заклинанием Цирцеи, обращенным к Солнцу, в котором приводятся все его имена, атрибуты, животные, птицы, металлы и так далее. Время от времени её помощница Мерида выглядывает наружу, чтобы по линии солнечных лучей понять, действует ли заклинание. Затем идут столь же устрашающие, но не такие длинные заклинания Цирцеи, обращенные к Луне, Сатурну, Юпитеру, Марсу, Венере и Меркурию, и наконец она заклинает всех семерых Управителей выслушать её. Одновременно она совершает магические процедуры: располагает (определенным образом) растения, минералы и т.д., достает табличку с «писаниями священных богов», рисует в воздухе буквы, — а Мериде приказывает развернуть пергамент с самыми могущественными notae (значками), тайна которых скрыта от всех смертных.

В магии Цирцеи заложена идея своего рода моральной реформы. Цирцея спрашивает, куда делась дева Астрея –  богиня справедливости золотого века, грозит злодеям, призывает богов восстановить добродетель. Под действием её магии люди превращаются в зверей, и это (в отличие от обычного толкования сюжета о Цирцее) хорошо, поскольку дурные люди менее вредны в своем подлинном животном обличье. Но при этом есть и красивые и добродетельные животные, и улетающие от мрака Зла птицы.

После долгой серии заклинаний большинство людей предстают в виде различных существ в «чаше прорицания». Затем служанка Мерида спрашивает волшебницу Цирцею о типе поведения, с которым они связаны. Например, согласно Цирцее, светлячки – это ученые, мудрые и прославленные среди идиотов, ослов и темных людей.

В следующем столетии француз Антуан Жакоб написал одноактную социальную рифмованную комедию «Les Bestes raisonnables» («Рассуждающие звери», 1661), в которой он высмеивает современные нравы. На острове Цирцеи Улисс встречает осла, который когда-то был врачом, льва, который был камердинером, самку лани и лошадь, все они осуждают упадок тех времен. Осел видит человеческие задницы повсюду: ослы на городской площади, ослы в пригородах, ослы в провинции, ослы гордые при дворе, ослы бродящие по лугам, военные ослы, ослы спотыкающиеся на балах, ослы в театральных партерах. В конце концов, только лошадь, бывшая куртизанкой, хочет вернуться в свое прежнее состояние.

Та же тема занимает позднюю басню Лафонтена «Спутники Улисса» (1690). После трансформации все животные (включая льва, медведя и волка) утверждают, что их животная природа лучше, и отказываются возвращаться к человеческому облику.

Свою басню Лафонтен адресует герцогу Бургундскому. В каждом слове автора слышится тревога и волнение за события, происходящие при дворе французского короля.

Слова Лафонтена летят к Уму, Здравому Смыслу. Эти добродетели он искренне желает видеть при дворе. Автор напоминает историю о греках, которым по безрассудству пришлось попасть под волшебные чары, «и стало зверем то, что было человеком».

Потрясающие слова Лафонтена называют причину всеобщего отказа. «Свобода следовать влеченьям, воля, лес, - иной они не ведали отрады. Порыв к делам высоким в них исчез, не зная для страстей преграды». Людей, подобных спутникам Улисса, «рождает много свет». Вот на кого Лафонтен призывает направить все негодованье.

Луи Фузелье и Марк-Антуан Легран назвали свою комическую оперу на тот же мотив «Les animaux raisonnables» (1718). Цирцея, желая избавиться от общества Улисса, соглашается вернуть человеческий облик зверью, но на это соглашается только Дельфин. Другие, бывшие прежде продажным судьей (ныне волк), финансистом (свинья), оскорбленной женой (курица), обманутым мужем (бык) и сплетницей-болтуньей  (коноплянка), находят свое животное существование более приятным, приемлемым.

Сексуальный подтекст.

С Ренессансом началось переосмысление того, что именно превратило людей в животных в мифе о Цирцее, если это не было просто магией. Для Сократа в классическое время это было чревоугодие, например…. Но для влиятельного эмблематика Андреа Альчато это было нечестие. Таким образом, во втором издании его «Эмблематы» (1546) Цирцея стала прообразом проститутки. Его эмблема 76 называется Cavendum a meretricibus; сопровождающие его латинские стихи упоминают Пика, Сциллу и спутников Улисса и заключают, что имя Цирцеи указывает на блудницу, и всякий, кто любит такого человека, теряет рассудок.

Его английский подражатель Джеффри Уитни использовал вариацию иллюстрации Альчато в своем собственном выборе эмблем (1586), но дал ей новое название Homines voluptatibus transformantur, – люди преображаются в соответствии со своими страстями.

Несколько эпосов эпохи Возрождения описывают похотливых чародеек, образы которых основаны на фигуре Цирцеи. Они обычно живут в уединенном месте, куда заманивают мужчин, а затем превращают их в зверей. Например, это Альцина в «Неистовом Роланде» (1516, 1532) Лудовико Ариосто, действие которого происходит во времена Карла Великого. Среди многочисленных сюжетов есть эпизод, в котором сарацинец Руджеро попадает в плен к этой колдунье и должен быть освобожден с её волшебного острова.

Любовники Филидии в «Il Tancredi» (1632) Асканио Гранди (1567-1647) были превращены в чудовищ и освобождены добродетельным Танкредом.

Армида в романе Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим» (1580) – сарацинская колдунья, посланная посеять раздор среди крестоносцев, разбивших лагерь рядом с Иерусалимом, где ей удается превратить часть из них в животных. Планируя убить героя, Ринальдо, она влюбляется в него и создает заколдованный сад, где держит его узником, который забыл свою прежнюю личность.

Кроме того, считается, что фея Титания в романе Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь» (1600) является инверсией Цирцеи.

Считается также, что Фея Моргана – волшебница, персонаж английских легенд артуровского цикла, единоутробная сестра короля Артура, воплощает в себе образ Цирцеи. Главный дар феи Морганы – целительство.

Джон Мильтон сделал своего волшебника, героя драматической поэмы «Комус», сыном Цирцеи и бога виноделия Бахуса. Комус тоже превращает путешественников в зверей, которые в животном угаре придаются удовольствиям в хлеву.

В контексте средневекового христианского мировоззрения, Цирцея представлялась отвратительной ведьмой, использующей чудесные силы для своих темных, низменных желаний. Когда вопрос о существовании ведьм был поставлен под сомнение, её образ был переосмыслен как депрессивное страдание от воздействия галлюцинаций.

*

К 19 веку Цирцея перестала быть мифической фигурой. Поэты и писатели относились к ней либо как к личности, либо, по крайней мере, как к женщине определенного типа. 

В современном, языке Кирка-Цирцея – часто обольстительная красавица: «Московских франтов и цирцей Привлечь насмешливые взгляды!» - А. С. Пушкин, «Евгений Онегин», VII.

Французский поэт Альберт Глатиньи в своем «Les vignes folles» (1857) превращает её в сладострастный опиумный сон, магнит мазохистских фантазий. Сонет Луи-Николя Менара в «Rêveries d'un païen mystique» (1876) описывает её как очаровательную всем своим девственным видом, но внешность опровергает проклятую реальность.

Английские поэты не сильно отстали в этом зловещем изображении. «Цирцея» Джона Бирна Лестера Уоррена (1895) – это принцип декадентского извращения, уподобляемая тюльпану, щегольскому цветку, обнаженному и небожественному... / С веснушчатыми щеками/ цыганка среди цветов.

Иногда Цирцея глубоко философична.

В поэме Т. С. Элиота «Дворец Цирцеи» (1909) сама Цирцея не появляется. Лишь образные намеки присутствуют. Здесь Цирцея не искусительница, она предстает как деградирующая угроза.

Есть в саду у неё источник –

источник боли.

И ещё, там растут цветы, что отнюдь не из хрупких.

У цветов тех кровавые зубы,

И шипами колют;

И растут они – прямо из мёртвых: из ног и рук их...

Мы сюда никогда не вернёмся с тобою, друг мой.

Выползают пантеры в саду том из логов сонно –

что в эпической чаще,

в глубинах аллей садовых;

Там питон притаился у ног её – псом покорным;

Там гуляет павлин;

И взирают на нас сурово

звери эти, – глазами людей, которых мы знали давно...

(перевод : Н. Ошустович)

Образ Цирцеи у Ивана Бунина (1916) :

На треножник богиня садится:

Бледно-рыжее золото кос,

Зелень глаз и аттический нос —

В медном зеркале все отразится.

Тонко бархатом риса покрыт

Нежный лик, розовато-телесный,

Каплей нектара, влагой небесной,

Блещут серьги, скользя вдоль ланит.

И Улисс говорит: «О Цирцея!

Все прекрасно в тебе: и рука,

Что прически коснулась слегка,

И сияющий локоть, и шея!»

А богиня с улыбкой: «Улисс!

Я горжусь лишь плечами своими

Да пушком апельсинным меж ними,

По спине убегающим вниз!»

Несколько поэтесс-женщин показывают Цирцею как женщину, способную постоять за себя, используя форму монолога, чтобы озвучить позицию фемины. Например, у английской поэтессы XIX века Августы Вебстер, большая часть произведений которой посвящена женской доле, есть драматический монолог под названием «Цирцея» (1870) : там колдунья предвкушает свою встречу с Улиссом и его людьми и настаивает, что она не превращает людей в свиней – она просто сдирает с них шелуху, которая делает их похожими на людей.

Некоторые авторы представляют Цирцею не как пассивную жертву мужских проекций, а как женщину, осознающую свою сексуальную силу.

А вот в романе Джеймса Джойса «Улисс» (1918) каждый эпизод имеет свою тему, технику и связь между его персонажами и персонажами «Одиссеи». Эпизод №15 назван Цирцея, где она – аллегория разврата : сцена – бордель ; время – полночь ; орган – локомоция ; символ – проституция ; искусство – магия ; техника – галлюцинация.

Блум, главный герой книги, в полночь оказывается в самом сердце дублинского ночного разврата. Пьяный Блум галлюцинирует, видя своих родителей, знакомых женщин, встреченных за день случайных людей. Он вынужден защищаться от обвинений этими призраками в разных тайных гнусностях. Подсознание его, жажда власти и почестей, страхи, сексуальный мазохизм прут наружу «в лицах и картинках». Наконец он оказывается с проституткой Зоей в борделе. Пьяный нарко-эротический бред продолжается, реальность не отделить от сознания. Блум, обращенный в женщину, обвиняется во всяких извращениях, в том числе в удовольствии от подглядывания за прелюбодейством своей жены с другим мужчиной.

В романе «Час Быка» Ивана Ефремова приводится рациональное объяснение мифа:

Цирцея – великолепный миф незапамятных времен, возникший еще от матриархальных божеств, о сексуальной магии богини в зависимости от уровня эротического устремления: или вниз – к свинству, или вверх – к богине. Он почти всегда истолковывался неправильно. Красота и желание женщин вызывают свинство лишь в психике тех, кто не поднялся в своих сексуальных чувствах выше животного. Женщины в прежние времена лишь очень редко понимали пути борьбы с сексуальной дикостью мужчины, и те, кто это знал, считались Цирцеями. Встреча с Цирцеей была пробным камнем для всякого мужчины, чтобы узнать, человек ли он в Эросе. Сексуальная магия действует лишь на низкий уровень восприятия Красоты и Эроса.

Цирцея в музыке :

1650: «Улисс на острове Цирцеи», опера Джузеппе Дзампони

1675: «Цирцея», музыкальная драма Шарпантье

1694: «Цирцея», музыкальная трагедия Анри Демаре

1734: «Цирцея», опера Райнхарда Кайзера

1765: «Телемак, или Остров Цирцеи», опера Глюка

1779: «Цирцея», опера Мысливечека

1783: «Цирцея», опера Чимарозы

1938: «Цирцея», опера Цемлинского, не завершена

1948: «Цирцея», опера Вернера Эгка, по Кальдерону

1963: «Цирцея», балет Алана Хованесса (ор. 204), музыка которого в том же году была переработана композитором в одноименную симфонию (ор. 204а), восемнадцатую по счету.

1968: «Кирка», сцена 3 первого акта оперы «Улисс» Луиджи Даллапикколы.

В изобразительном искусстве Ренессанса и Нового времени образ Цирцеи представлен широко и на любой вкус : циклы фресок, картины…

«Улисс и Цирцея», 1590. Аннибале Карраччи

«Цирцея возвращает человеческий облик животным», ок. 1610. Джованни Баттиста Тротти

«Королевство Цирцеи», 1630. Анджело Карозелли

 «Цирцея, соблазняющая Одиссея», 1786. Анжелика Кауфман.

«Цирцея», 1889. Эмиль Леви

«Цирцея и Сцилла», 1892. Джон Уильям Уотерхаус

«Цирцея», 1919. Фредерик Чёрч

«Цирцея–соблазнительница», 1924. Чарльз Херманс

*

Историки медицины предположили, что превращение Цирцеей людей в свиней – это мифологизированное представление интоксикации растением Datura stramonium. Симптомы включают амнезию, галлюцинации и бред. Описание «моли» (растение которое вручил Одиссею Гермес) соответствует цветку, который содержит галантамин, который является антихолинэстеразным средством – это группа лекарственных веществ, тормозящих активность холинэстеразы (фермента, расщепляющего ацетилхолин, вещество, передающее возбуждение в нервной системе).

Цирцеями называют также род растений из семейства "Кипрейные" с красноватыми цветами, и плодами, покрытыми крючковатыми щетинками.

***