Пан. Фавн / Сильван

Орфический гимн. XI. К ПАНУ.

Пана пастушьего мощного кличу — он все в этом мире —

Небо и море, бессмертный огонь и земля всецарица,

Все это — Пан, ибо все это пановы части и члены.

Ор сопрестольник, гряди, о блаженный прыгун, крутобежец,

О козлоногий вакхант, исполненный божьего рвенья,

Резвая песня твоя сообщает гармонию миру,

Вождь привидений и призраков, ужас для смертных, подзвездный,

В радость тебе — козопас у ручья или пастырь со стадом,

Видящий зорко, охотник, друг Эхо, ты с нимфами пляшешь,

Всепородитель, раститель всего, многославнейший демон,

Миродержавец, Пэан плодоносный, светящий, пещерный,

Тяжкогневливый, ты истинный Зевс, венчанный рогами,

Это ведь ты равнину земли незыблемой сделал,

Ты оттеснил неустанного моря тяжелую влагу,

Землю вращая в волнах Океана кружением вечным,

Воздух питающий — ты, что жить позволяет живому,

И невесомого пламени ты и краса и основа —

С легкостью все несовместное сходится волей твоею

Промысел твой, коль захочешь, природу всего переменит,

Смертный ли род человечий, иль мир, беспредельно широкий.

Ныне, вакхант вдохновенный, блаженный, гряди к возлияньям

Благосвященным и добрую жизни кончину пошли нам,

Панова страха стрекало прогнав за пределы земные!

Пан (др.-греч. Πάν) – в греческой мифологии божество стад, лесов и полей, дикой природы вообще, первозданной природы не тронутой человеком. Пан наделен ярко выраженными хтоническими чертами, выявляющимися как в его происхождении, так и в его облике.

Имеет отношение к сексуальному аспекту; из-за этого Пан связан с плодородием и сезоном весны. В своем самом раннем появлении в литературе, Пифийской Оде Пиндара, Пан ассоциируется с богиней-матерью, возможно Реей или Кибелой, либо он её спутник; Пиндар ссылается на девушек, поклоняющихся Кибеле и Пану около дома поэта в Беотии.

Древние греки также считали Пана богом театральной критики. Он, по выражению греческого поэта Пиндара, «совершеннейший плясун богов». Охотнее всего он пляшет на цветущих лугах в обществе горных нимф и забавляет тогда всех своими смешными прыжками.

Раннее христианство причислило Пана к бесовскому миру, именуя его «бесом полуденным», соблазняющим и пугающим людей.

У Филострата Старшего («Картины»):

Нимфы всегда говорят, что Пан плохо танцует и скачет выше, чем нужно, брыкаясь и прыгая, как самый бесстыжий козел; они бы его научили другим танцам, более пристойного вида, но так как он не обращает на них никакого вниманья, нападает на них и хватает их за груди, они решили напасть на него в самый полдень, когда, как утверждают, Пан спит, оставив свою охоту.  И правда; прежде он спал в это время спокойно и сладко, а гнев его, от которого нос у него собирался морщинами, смягчался сном; теперь же, ты видишь, он в крайнем гневе: нимфы, напав на него, связали у Пана обе руки за спиной, и он уж боится за свои козлиные ноги, так как они хотят схватить и за них. Его борода, предмет его главнейшей заботы, обрезана нарочно для этого припасенными ножами; говорят, они убедят и Эхо проявить презренье к нему и в дальнейшем не отвечать на его крики. Это касается всех нимф, то ты посмотри внимательней и различай их по видам: вот это наяды – капли воды брызгами падают с их волос; засохшая грязь у нимф стад нарисована на картине ничуть не хуже этой росы, а нимфы цветущих лугов подобны цветам гиацинта.

Этимология имени традиционно, начиная с гомеровых гимнов, связывалась с греч. πάς, «весь».

Многие современные ученые считают, что имя Пан происходит от реконструированного протоиндоевропейского бога * Péh2usōn, которого считают важным пастырским божеством (Péh2usōn имеет общее происхождение с современным английским словом "пастбище").  

Бог Пушан (из «Ригведы»), как полагают, родственен Пану. Связь между Паном и Пушаном была впервые установлена ​​в 1924 году немецким ученым Германом Коллицем.

Знакомая форма имени Пан позаимствована из более раннего Παων, полученного из корня * peh (охранять, сторожить).

Согласно Эдвин Л. Браун, имя Пан, вероятно, является родственным греческому слову ὀπάων «спутник, компаньон».

Также считают, что имя Пана происходит от индоевропейского корня pus-, paus-, «делать плодородным», что соответствует истинным функциям этого божества и сближает его с Дионисом.

Поклонение Пану началось в Аркадии, которая всегда была главным местом его культа. Он самый древний и почитаемый бог у аркадцев, именуемый Ликейским. По легенде, окрестные жители слышали, как он играл на свирели на горе Меналион (Аркадия). Изобрел игру на свирели у горы Номия (Аркадия), где было место Мельпея.

Аркадия была районом горцев, культурно отделенным от других греков. Аркадия – единственная страна Пелопоннеса, которой не коснулось дорическое переселение; она сохранила своих древних пеласгических обитателей, которые, главным образом, жили скотоводством и земледелием, мало или вовсе не знали искусств (за исключением музыки) и наук, пользовались у остальных греков славой гостеприимного и благочестивого народа, поэтому новейшие поэты, в особенности творцы идиллий, изображали Аркадию страной райской невинности, патриархальной простоты нравов и мирного счастья, сделав её театром своих поэтических вымыслов.

В Пане аркадские пастухи издревле почитали своего самого сильного покровителя, поэтому и были ему посвящены горные пещеры, в которые загоняли на ночь скот. Подобных пещер было особенно много как раз в аркадских горах; известны также пещеры у подножия афинского акрополя, на горе Парнас в Беотии и в других местах.

Пана представляли богом с очень веселым и живым характером, который больше всего любит бродить по лесам и предаваться охоте, поэтому он и у охотников пользовался не меньшим почетом, чем у пастухов. Аркадские охотники обычно били статую бога плетьми, если их постигало разочарование в погоне за добычей. Его власть не всегда была неизменной, и подобно некоторым богам различных религий, нуждался в стимуляции и обновлении. Если приток мяса от пастушества или охоты уменьшался, мальчики также били статую Пана или святой объект его представляющий морским луком, растением от зла. Морской лук содержит яд-раздражитель, использовавшийся для борьбы с мышами и крысами, а также как очистительное и мочегонное средство, принимавшееся перед ритуальным актом. Поэтому морской лук стал символизировать освобождение от влияния злых сил, и бичевание изваяния Пана морским луком в случае неудачной охоты имело тот же смысл.

Пан – бог чабанов и собаководов, охотничьих собак.

Будучи деревенским Богом, Пану поклонялись не в храмах или других специально построенных для этого зданиях, а в естественных условиях, обычно в пещерах или гротах, таких как тот, что находится на северном склоне Афинского Акрополя. Их часто называют Пещерой Пана. Исключение составляют лишь храм Пана в ущелье реки Неда на юго – западе Пелопоннеса, руины которого сохранились до наших дней, и Храм Пана в Эдфу в Древнем Египте.  Пан был изображен на монетах Пантикапея, крупного древнегреческого города на восточном берегу Крыма (IV в. до н. э.).

При Птолемеях и Селевкидах Пан почитался в разных регионах Ближнего Востока. В частности, в его честь были названы город Панион (Восточная Фракия) и река Баниас в Израиле.

Река Баниас и пещера Пана на заднем плане

Происхождение Пана неясно.

Есть версия, что Пан – сын Гермеса и Пенелопы, родившийся в Мантинее в Аркадии.  По словам же Роберта Грейвса, его мать звали Энейс, нимфа, которая общалась с Гермесом. По еще одной версии, сын Гермеса и Орсинои.

По гомеровскому гимну, Пан считается сыном Гермеса и Дриопы. Он родился с козлиными ногами, длинной бородой и рогами, и тотчас же по рождении стал прыгать и смеяться. Испуганная необычайной наружностью и характером ребенка, Дриопа отказалась от него, но Гермес, завернув мальчика в заячьи шкуры, отнес его на Олимп и до того развеселил всех богов, а особенно Диониса, видом и живостью своего сына, что боги назвали его Паном, так как он доставил всем (греч. πάς, «весь») великую радость.

В некоторых рассказах различались два Пана, один из которых был сыном Зевса и некой Фимбриды (или от Ойнеиды, или Гибрис), а другой – сын Гермеса и Пенелопы. Этот миф как раз и отражает народную этимологию, которая отождествляет имя Пана (Πάν) с греческим словом «все» (πᾶν).

Эсхил также различал двух Панов: сына Зевса, брата-близнеца Аркаса и сына Кроноса.

По Эпимениду, сын Зевса от Каллисто и близнец Аркада.

По Дуриду, он родился у Пенелопы от её сожительства со всеми женихами. Пенелопа спала со всеми 108 женихами в отсутствие Одиссея и в результате родила Пана.

По Евфориону, сын Пенелопы и Аполлона.

По Арефу из Тегеи, сын Эфира от Энои.

По Дидимарху, сын Геи.

По Аполлодору Афинскому, вообще не имел родителей.

В мистериальных культах эллинистической эпохи Пан становится родственным Фанесу / Протогону, Зевсу, Дионису и Эросу. Эпитет Зевса в орфической теогонии.

Вместе с сатирами и силенами Пан в числе демонов стихийных плодоносных сил земли входит в свиту Диониса. Как истинный спутник Диониса он известен своим пристрастием к вину и веселью, а также полон страстной влюбленности и преследует нимф.

Сопровождал Диониса в походах : самый известный – в Индию.

Пан и тигры Диониса, греко-римская мозаика, III в.н.э.

В свите Диониса, или в изображениях диких пейзажей, появлялся не только большой Пан, но и маленький Пан, Паниской, который играл ту же роль, что и сатиры.

Животными Пана были коза и черепаха. Его растениями были корсиканская сосна, тростник и горный бук.

Первоначально Пан изображался в зверином обличье, только свирель держал в руке. Его главные атрибуты: свирель, сосновый венок и иногда т. н. заячий посох (багор для охоты на зайцев).

До середины V в. до н. э. в греческой вазописи встречаются изображения бородатых Панов с козьими мордами. С середины V в. до н. э. Пана изображают то в облике козлоногого молодого сатира, то в облике силена или обезьяноподобного уродца.

Позднее встерчаются его изображения в образе юноши (без копыт, но с рожками).

Пан, бронза, IV в. до.н.э.

Пан, краснофигурный кратер, IV в. до.н.э.

Пан, греко-римская мозаика из Дафны II–III в.н.э.

Пан, играющий на дудочке, фреска из Помпей, I н.э.

Пана – множили. Например, в «Деяниях Диониса» («Дионисиака», др.-греч. Διονυσιακά) – эпической поэме древнегреческого поэта Нонна, у бога Пана было двенадцать сыновей, помогавших Дионису в его войне с индийцами. Их звали Келеней, Аргеннон, Эгокор, Евгений (Эвгенейос), Оместер, Дафен, Фобос, Филамн, Ксанф, Глаукос, Аргос и Форбас.

Двумя другими Панами были Агрей и Номий. Оба они были сыновьями Гермеса, мать Агрея – нимфа Соза, пророчица; он унаследовал от своей матери дар пророчества и был также искусным охотником. Научил самого Аполлона искусству прорицания. Либо Аполлон хитростью выманил у него эти знания. Агрей – также эпитет Аполлона.

Матерью Номия была Пенелопа (не то же самое, что жена Одиссея). Он был превосходным пастухом, соблазнителем нимф и музыкантом на пастушьих свирелях. Большинство мифологических историй о Пане на самом деле повествуют о Номии, а не о Боге Пане. Хотя Агрей и Номий могли быть двумя разными аспектами первичного Пана, отражая его двойственную природу как мудрого пророка и похотливого зверя.

Эгипан обычно отождествляется с Паном, но иногда считается его сыном. Эгипан – либо сын Зевса и козы, или сын Пана и козы; или сын козы Амалфеи, молочный брат Зевса. Согласно Евгемеру, жену Пана Эгу, соблазнил Зевс, и она родила Эгипана.

Эгипан –  в буквальном смысле "козел-Пан" и был полностью «козлообразен», а не наполовину козел и наполовину – человек.

Когда олимпийцы бежали от чудовищного великана Тифона и скрывались в зверином обличье, Пан-Эгипан принял облик козла с рыбьим хвостом. Эгипан внушил врагам страх, когда Зевс сражался с титанами. По легенде Пан сидел себе на берегу реки и наигрывал на своей любимой свирели. В то время появился монстр Тифон. Пан бросился в реку, надеясь спастись, и уже начал превращаться в рыбу, когда понял, что целью Тифона является владыка Олимпа Зевс.

Позже он пришел на помощь Зевсу в его битве с Тифоном, вернув украденные у Зевса сухожилия. В награду царь богов поместил его среди звезд, как созвездие Козерога. Козерог – Пан.

Сибарий был италийским Паном, которому поклонялись в греческой колонии Сибарис в Италии. Сибаритский Пан был зачат, когда сибаритский пастушок по имени Кратис совокупился с хорошенькой козочкой среди своих стад.

Пан также сближается с италийскими Фавном и Сильваном (Сельве).

Фавн (лат. Faunus) – одно из древнейших национальных божеств Италии, и многие чисто италийские особенности его характера и культа как раз сгладились вследствие отождествления его с греческим Паном.

Фавн – добрый, милостивый бог (от лат. Favere – быть благосклонным, отсюда же происходят имена Faustus, Faustulus, Favonius). В образе Фавна древние италийцы почитали доброго духа гор, лугов, полей, пещер, стад, ниспосылающего плодородие полям, животным и людям, вещего бога, древнего царя Лациума и родоначальника многих древних фамилий, насадителя первоначальной культуры. При этом, наряду с единым личным божеством, верили в существование многих однородных и одноименных с ним демонов, в которых были воплощены атрибуты самого Фавна.

Фавн, как лесной бог, живет в чащах, уединенных пещерах или близ шумящих источников, где он предсказывает будущее, ловит птиц и преследует нимф. С человеком он общается или во сне, или издали, пугая и предостерегая его лесными голосами. Он бродит в лесах невидимым духом: в связи с этим собака, которой приписывали способность видеть духов, была посвящена Фавну. Являясь человеку во сне, Фавн нередко мучит его кошмаром: против этого употреблялись особые корни и мази, особенно корень лесного пиона. Особенно береглись фавнов женщины, которых бог преследовал своей любовью, отсюда эпитет его – «Incubus».

Особым покровительством Фавна пользовались стада: он способствовал их размножению и оберегал их от волков. В этом смысле он назывался Lupercus – именем, с которым связано и название справлявшегося в Риме в честь Фавна праздника Lupercalia.

Как вещий бог, Фавн давал свои предсказания во сне: в этом смысле он называется Fatuus или Fatuelus. Как бог предсказаний, Фавн считался родоначальником песни, отчего и самый размер древнейших римских стихотворений называется Сатурновым или Фавновым.

На древность культа Фавна указывает тот факт, что местами этого культа были не столько храмы, сколько поля, пещеры и рощи. Фавн почитался в образе не идолов, а тотемов растительного и животного царства. Всё – аналогично культу Пана.

Антропоморфические изображения Фавна принадлежат позднейшему времени и заимствованы у греков: Фавн представляется либо в образе Пана, либо в образе Силена или Марсия. Постепенно создалось в Риме и представление о множестве фавнов, веселых спутников бога вина Диониса-Вакха. Фавны, таким образом, заняли место греческих сатиров.

Скульптура Фавна на фонтане Нептуна во Флоренции, Италия.

Сельве (Selva) – считается одним из этрусских богов плодородия. Имя этрусского бога Сельве можно встретить в надписях, покрывающих статуэтки обнаженных мальчиков и мужчин, которые жертвовались как дар богу, чтобы он взамен исцелил тело дарителя (так называемые вотивные дары). Наличие вотивных даров указывает на целительные способности Сельве.

По мнению исследователей, бог Сельве соответствовал римскому богу Сильвану (Silvanus). Как и у Фавна, у Сильвана/Сельве отчетливо прослеживаются следы фаллического культа.

На важную роль Сельве указывает распространенность культа и присутствие его имени на модели гадательной печени.

В плебейской среде, сохранившей многие аспекты этрусского культа, Сильван считался могучим верховным богом, спасителем, борцом, непобедимым, небесным, пантеем, почитался основателем и покровителем культурного земледелия. Кроме того, Сильван почитался в римской мифологии как бог лесов и полей, а также всей дикой природы: он был божеством животных, растений, гор, скал, металлов. Как бог дикой природы, Сильван был отождествлен с греческим Паном, кроме того, по функциям и характеру поклонения Сельве близок к славянскому Велесу.

Дикая, хтоническая природа Сильвана и его близость с неуправляемыми силами земли видна из ряда римских обрядов, описанных святым Августином, который сообщает, что римские крестьяне зорко охраняли только что родившую женщину и ее младенца от вторжения Сильвануса, для чего три человека брали на себя роль богов-стражей. Они ночью обходили дом, обращая особое внимание на порог: через регулярные промежутки времени по порогу ударяли серпом, затем пестиком, а затем подметали метлой. Все предметы были связаны с обработкой зерна и хозяйством, используя их, крестьяне призывали на защиту домашних божеств и богов покровителей сельского хозяйства.

Сильвана благодарили за удачу, исцеление, сны, освобождение от рабства. Обычай просить об исцелении перешел от этрускам к римлянам. Сильван изображался в крестьянской одежде; в качестве атрибутов он имел – серп и дерево, как показатели его покровительства сельскому хозяйству и природе.

Сельве/Сильван охранял дом и усадьбу, следил за неприкосновенностью границ имения, что характерно для этрусских религиозных представлений. Он защищал имения от покушений захватчиков. В имениях Сильвану посвящались рощи.

Хтоническая сущность Сельве/Сильвана подчеркивается посвящаемыми ему животными: собакой, козой, змеей, которые имеют хтонический характер. От Сильвана ждали награду в Загробном мире за честную трудовую жизнь.

Сельве/Сильван почитался плебсом и рабами и его культ противопоставлялся культу патрицианской верхушки римского общества. Высшие слои общества трактовали Сильвана как мятежника, врага богов небесных, как низкую материю, отброс.

Такое оскорбление всегда типично там, где имеется вооруженное противостояние двух социальных групп.

Существует прямая связь Пана с сатирами – духами лесов и гор. Сатиры составляли свиту Диониса и от него приобрели свои козлиные черты: волосатые ноги и копыта, хвосты (особенно в античном искусстве), бородатые лица и рога (а этом отношении они являются копией Пана). На празднествах в честь Диониса за драматическими постановками следовали грубовато-шутовские действа сатиров (отсюда «сатира»).

Их брови увиты Плющом – растением, священным для Диониса. Сатир ленив и распутен, он как правило проводит время в пьянстве и охоте за Нимфами. Вместе с менадами, спутницами Бахуса, они участвуют в оргиастических ритуалах –  вакханалиях. Сатиры играют на флейтах и могут держать тирс – символ плодородия, перенятый ими у Диониса. Будучи сами духами плодородия, они могут держать рог изобиоия или корзины с дарами природы. Или же они (в обществе нимф) собирают плоды с деревьев.

То есть – это мужские духи профанической природы, спутники и последователи богов природы Пана, Сильвана, Фавна, Диониса.

Пан и сатир, краснофигурная чаша, IV в. до.н.э.

Подобные сатирам природные существа из греческих мифов –  также силены – изображались с лошадиными копытами, лошадиным хвостом и острыми ушами. Их название – производное от Силена, по версии – сын Пана или Гермеса и нимфы. Местом рождения Силена, играющего роль в сказаниях о Дионисе, считается во многих сказаниях Фракийская Ниса, где он был царем. Здесь он вскормил и воспитал Диониса, которого посвятил во все знания и искусства, научив виноделию и пчеловодству, и с которым жил в теснейшей дружбе. Силен большей частью изображен как мертвецки пьяный учитель и воспитатель Диониса.

*

Пан отождествляется с фригийским сатиром Марсием в рассказе о его музыкальном состязании с Аполлоном. История немного изменена, чтобы исключить наказание, нанесенное Аполлоном Марсию (он сдирает с него кожу).

Пан однажды имел наглость сравнить свою музыку с музыкой Аполлона, богом лиры, и бросить ему вызов на испытание мастерством. Тмол (речной бог, а также бог одноименной горы в Лидии), был избран судьей. Пан дул в свои свирели и очень довольствовался своей мелодией, там же оказался его верный последователь Мидас. Затем Аполлон ударил по струнам своей лиры. Тмол сразу же присудил победу Аполлону, и все, кроме Мидаса, согласились с этим решением. Мидас не согласился и усомнился в справедливости этой награды. Аполлон больше не желал терпеть такую «порочную пару ушей» и превратил уши Мидаса в ослиные.

Вообще свирель-сиринга – главный атрибут Пана. Пан – ценитель и судья пастушеских состязаний в игре на свирели (таким он обычно изображается в идиллиях Феокрита).

До наших дней дошла древнегреческая легенда, рассказывающая об этом инструменте, представляющим несколько соединенных вместе тростниковых трубок. Более распространенное его название – флейта Пана.

Однажды Пан повстречал прекрасную наяду Сирингу и полюбил её. Но дева была не в восторге от ухаживаний  веселого нравом, но страшного ликом лесного бога и убежала от него прочь. Пан побежал следом, и ему почти удалось её настичь, но Сиринга взмолилась к реке, чтобы та её спрятала. Так прекрасная дева превратилась в тростник, а опечаленный Пан срезал стебель этого растения и сделал из него многоствольную флейту, которую в Греции называют именем наяды – сирингой (συρίζων) – свирелью.

Отныне Пана редко видели без сиринги.

Пан и Сиринга. Франсуа Буше (1703–1770)

В то время как авлос (другой духовой муз.инструмент) занимал традиционно высокое место в греческой культуре, сиринга оставалась простым пасторальным инструментом, символом идиллии и безмятежной радости. Платон в «Государстве» призывая исключить все сложные музыкальные инструменты из города, считал полезными только лиру и кифару, «а в полях у пастухов пусть будет сиринга». Типичный поэтический образ сиринги дал Еврипид в «Альцесте» («Алкесте»):

О, дом всегда гостеприимного, свободного хозяина <Адмета>,

тебя, конечно, и пифийский дивно-лирный (εὐλύρας) Аполлон

достойным счёл для проживанья своего, решившись пастухом

в твоих пределах стать, по холмам покатым играя стадам твоим на свирели пастушеские гименеи.

Пан учит пастуха Дафниса играть на сиринге. Римская копия греческого оригинала найденного в Помпеях

Пан известен своими сексуальными способностями и часто изображается с эрегированным фаллосом. Без конца преследует нимф. Он также хвастался, что сочетался со всеми пьяными менадами из свиты Диониса.

Пастушка преследуемая Паном, афинская ваза, V в. до.н.э.

Диоген Синопский, говоря в шутку, рассказал о мифе, где Пан учится мастурбации у своего отца Гермеса и обучает затем пастухов этой привычке. Женщин, имевших сексуальные отношения с несколькими мужчинами, называли «девушками Пана».

Пан овладел козой, статуя из Геркуланума.

Самым значительным достижением Пана на этом поприще стала богиня луны Селена. Он завернул себя в овечью шкуру, чтобы спрятать свою волосатую черную козлиную фигуру. Не узнав его, Селена согласилась прокатиться у него на спине и позволила ему удовлетворить все его желания. Соблазнение Паном Селены, вероятнее всего, относится к майским оргиям при луне, во время которых «царица мая» ехала на спине своего избранника, чтобы вступить с ним в брак и тем самым отпраздновать пробуждение природы. К тому времени в Аркадии культ барана уже вытеснил культ козла.

Однажды Пан попытался овладеть целомудренной нимфой Питис.

Согласно первому варианту мифа, однажды Питис, в которую был влюблен бог северного ветра Борей, услышала звуки свирели. На ней играл Пан. Питис, очарованная музыкой, подошла к Пану и заговорила с ним. Увидев, что его возлюбленная увлечена игрой другого бога, Борей воспылал ревностью и начал дуть с огромной силой, отчего несчастная нимфа не удержалась на ногах, свалилась в пропасть и разбилась. Горестная судьба Питис растрогала многих богов. Гея, сочувствуя нимфе, решила обратить её в сосну. А Пан в память о ней стал носить на голове венок из её сосновых веток.

В другой версии мифа Пан преследовал Питис и домогался её. Нимфа отвергла его любовь, за что Пан в гневе её убил. Далее сюжет развивается по схожему с первым вариантом сценарию: Питис превратилась в ель (или сосну), а Пан в память о нимфе сделал себе головной убор из её веток.

Пан и Питис, греко-римская мозаика, III в.

В античном романе II века н. э. «Дафнис и Хлоя» Лонга приведена одна из версий жизни и смерти горной нимфы Эхо. Согласно данному роману она была смертной дочерью одной из нимф и обычного человека. Её воспитали, а также научили петь и играть на лире и свирели нимфы. Молодая девушка избегала мужчин, желая сохранить девственность. Был в неё влюблен и Пан, но также был отвергнут. Пан рассердился на Эхо и вверг в безумье пастухов. Те растерзали молодую девушку. Богиня земли Гея сохранила в своих недрах голос убитой. По воле муз её голос продолжает, как ранее сама Эхо, подражать окружающим. Больше всего это злило Пана, который услышав эхо вскакивал и бежал по горам, желая найти его источник.

Позднеантичные писатели пытались найти историческую подоплеку внешне невероятных историй об Эхо. Так, согласно одной из версий Пан был военачальником Диониса. Как то раз ночью, когда вражеское войско находилось в ущелье, он дал приказ своим солдатам громко кричать. Поднятый шум отозвался эхом. Испуганные солдаты в панике бежали. После этого Эхо стали называть спутницей Пана. Схожую историю передает Ватиканский аноним с тем отличием, что Эхо стали называть не спутницей, а дочерью Пана.

Как похотливый и задорный товарищ менад, нимф и гермафродитов, он, подобно сатирам, был олицетворением чувственной любви; поэтому изображался также как спутник Афродиты и соперник Эроса.

Афродита, Пан и Эрос. Ок. 100 г до н. э.

Слово «паника» происходит от имени Пана. Греки верили, что Пан часто мирно бродил по лесу, играя на дудочке, но когда случайно просыпался после полуденного сна, то издавал громкий крик, от которого разбегались стада. Пан пробуждает дух паники (panikon deima) в безлюдных местах. Поэтому греческие авторы создали слово panikos, «внезапный страх», оно и стало основой. Греческий термин указывает на чувство панического страха, внезапного чувства страха, которое настолько сильно, что подавляет логическое мышление, заменяя его подавляющим чувством тревоги и сильного возбуждения ; также приписывается внезапному появлению и присутствию самого Пана.

Рассказывают, что подобный ужас охватил также персов в Марафонской битве (490 г. до н. э.), за что афиняне ввели чуждый им вначале культ Пана и в благодарности за его появление посвятили Пану грот на склонах Акрополя.

Вполне возможно, что за дикий крик Пана люди принимали ужасающий грохот горных обвалов. Во всем остальном этот бог, любящий леса и поляны, уединение, легконогих нимф и игру на флейте, вызывает скорее симпатию.

*

Великий Бог Пан умер / Великий Бог Пан жив.

В античной философии Пан представлялся как божество, всё объединяющее. В предании, изложенном Плутархом, о смерти Великого Пана он показан как символ уходящего античного мира.

По Плутарху, Пан – единственный греческий бог, который на самом деле умирает.

По рассказу Плутарха, во время правления Тиберия (14-37 гг. н. э.) известие о смерти Пана дошло до некоего Тамуса, моряка, направлявшегося в Италию через остров Пакси. Божественный голос окликнул его с берега: «Тамус, ты здесь? Когда ты доберешься до Палодеса, постарайся объявить, что великий бог Пан мертв». Что и сделал Тамус, и новость была встречена с берега стонами и плачем.

Это выражение стало крылатым, и смерть великого бога Пана стали толковать как закат античной цивилизации. Плутарх, который был жрецом в Дельфах во второй половине I века н. э., преподнес эту мысль так.

Христианские апологеты, в том числе Евсевий Кесарийский, издавна придавали большое значение рассказу Плутарха о смерти Пана. Из-за того, что слово "все" в греческом языке звучит как "пан", это было обыграно как игра слов, таким образом, «все демоны» погибли.

Евсевий Кесарийский выстраивал четкую дихотомию «Пан – Христос» и развивал теорию, согласно которой козлоногий бог (как и прочие демоны) погиб именно в связи с пришествием на землю Спасителя

В наше время английский писатель и философ Гилберт Кит Честертон, повторил и усилил значение «смерти» Пана, предполагая, что со «смертью» Пана пришло появление богословия (теологии, христианства).

По этому поводу Честертон утверждал: «истинно сказано, что Пан умер, потому что родился Христос. Почти так же верно и другое: люди знали, что Христос родился, потому что Пан уже был мертв. Исчезающий мир всей античной мифологии человечества создал пустоту, которая задохнулась бы, как в вакууме, если бы не была заполнена теологией». Это интерпретировалось одновременно во всех четырех вариантах средневековой экзегезы: буквально как исторический факт и аллегорически как смерть древнего порядка при наступлении нового.

Однако в действительности культ этого бога в те времена вовсе не исчез, а просуществовал еще несколько столетий.

В более поздние времена некоторые предлагали возможное натуралистическое объяснение этого мифа. Например, Роберт Грейвс («Греческие мифы») сообщает о предположении, сделанном Соломоном Райнахом и расширенном Джеймсом С. Ван Теслааром, что моряки в действительности слышали возбужденные крики почитателей или жрецов Таммуза (Таммуза Панмегаса) : «Всемогущий Таммуз мертв!» и неверно истолковали их как послание, адресованное египетскому моряку по имени Тамус: «Великий Пан мертв!».

Действительно, у многих народов Ближнего Востока существовал бог Таммуз, в том числе и в Аккадии. Таммуз или Фаммуз, также Ваммуз –  сиро-финикийское божество, тождественное с Адонисом из древнегреческой мифологии. Бог растительности, воды и плодородия, олицетворение земледельческого цикла.

Шумерский вариант имени – Думузи (у западных семитов Таммуз) – божественный пастух, умирающее и воскресающее божество плодородия. Приблизительно во времена Седекии и разрушения Иерусалима ему поклонялись и иудеи. Пророк Иезекииль видел плачущих по Таммузу женщин у северных врат иерусалимского храма в пятый день шестого месяца.

Поэтому с острова вполне могли раздаваться голоса хора или голос жреца, возвещающие об очередной смерти Таммуза.

Ван Теслаар объясняет: в своей истинной форме эта фраза, вероятно, не имела бы никакого значения для тех, кто находился на корабле, кто, должно быть, был незнаком с поклонением Таммузу.

В этом случае сообщение Плутарха следует считать легендой с философским или, если угодно, экологическим подтекстом – мол, погибла дикая природа, преобразованная людьми.

Стоит отметить, что в континентальной Европе, также как и в Британии, последователи кельтских и греко-римских богов отказались принять христианство и справляли обряды, которые были интерпретированы как магические. Кельты чтили рогатого бога Кернунна, который во многом напоминал Пана, и который также напускал страх и панику в полдень. Видимо, произошло слияние этого кельтского божества и классического античного Пана. До норманнского завоевания записи показывают, что народ открыто придерживался язычества, а их правители были христианами номинально. Принятие кредо может формально христианизировать огромное количество людей, даже если они продолжают практиковать старую веру. Принятие символизировало смерть Пана, но народ свидетельствовал о его жизни.

Однако новая религия росла и развивалась, все или почти все, что вступало в контакт с ней становилось вражеским. Обычные люди, поддерживающие свой стиль поклонения стали внезапно язычниками, грешниками и врагами одного истинного Бога.

Пан вскоре стал христианским дьяволом, воплощенной Сатаной. Возможно, что его демонизация связана в первую очередь с его сексуальными подвигами. Эпизод, где Пан соблазняет Селену отмечает в христианском мировоззрении, что дьявол способен соблазнять целомудренных женщин и маскировать себя. Более того, Пан представляет свободу Духа, природные инстинкты, безгрешную любовь и т.п. вещи, что никак не встраивалось в новую, уже христианскую парадигму. Пан и женщины стали союзниками, друзьями, любовниками. Все они были невинными, без стыда.

Как указывают исследователи-историки, культурологи и прочие, чувство вины это краеугольный камень раннего христианства. Святой Клемент говорил: «Каждая женщина должна быть полна стыда за то, что она женщина». Здесь корень: в язычестве нет постыдства, греха и прирожденной вины. Так Пан стал образцом вины, воплощением греха и покровителем ужасной человеческой слабости – секса. Очевидно, что как и другие боги и богини, а также и обряды, должны были быть синкретизированы, изъяты или подчинены. Верные форме, христианские отцы включили Пана в свой пантеон как Сатану. Христос представлял христианство, а Пан – язычество.

Позже фраза «Великий Пан мертв» была подхвачена некоторыми поэтам, таким как Джон Мильтон, в его экстатическом праздновании христианского мира, и Элизабет Барретт Браунинг.

Также она прочно зафиксировалась в мировоззрении неоязычников, у которых, поклонение богу Пану наоборот символизирует отход от христианства (символическую смерть христианских догматов), но уже под противоположным девизом –  «Великий Бог Пан жив».

В ведьмовстве живет Пан – символ Природы. Его поклонение задержалось на лоне Природы.

В 1933 году египтолог Маргарет Мюррей опубликовала книгу «Бог ведьм», в которой она теоретизировала, что Пан – это одна из форм рогатого бога, которому поклонялся культ ведьм по всей Европе . Эта теория повлияла на неоязыческую концепцию Рогатого Бога как архетип мужской мужественности и сексуальности.

В Викке под Богом традиционно понимается кельтский «Рогатый Бог», качества, связываемые с ним, – сексуальность, агрессия, неистовость, страсть к природе. По традиции, Рогатому приписывают различные имена, среди них: Кернунн, Пан, Ато и Карнайна. В разное время Бог появлялся в европейской культуре и искусстве в разных обличьях и формах – как Зеленый Человек, как Солнечный Бог (в частности, в праздник Лита, или летнее солнцестояние), как Дубовый Король и Король Остролист, один из которых правит весной и летом, другой осенью и зимой. Рога символизируют связь с природой.

Собственно и «пантеизм» здесь, как философское учение, объединяющее и иногда отождествляющее Бога и мир.

Слово «пантеизм» происходит от древнегреческого παν (пан) –  «всё, всякий» и θεός (теос) –  «Бог, божество». В пантеизме находит выражение концепция: «Бог» лучше всего понимается в сближении со Вселенной. Пантеисты не верят в личностного, антропоморфного Бога или Бога-Творца. Несмотря на существующие различные течения внутри пантеизма, центральные идеи в большинстве форм пантеизма постоянны: Вселенная как всеобъемлющее единство и святость природы. Пантеизм отвергает антропоцентризм, признавая фундаментальное единство всего живого и необходимость почтительного отношения к природе.

*

Влияние.

К образу мифологического божества Пана на протяжении веков обращались многие авторы, представители самых различных школ и течений. Одни оплакивали смерть «великого бога Пана» (как это делал, например, Байрон в первой песни «Аристомена»), другие восхваляли его в гимнах (как Шелли и Китс).

Рабле отождествлял Иисуса и Пана, говоря, что последний –  «наше Всё: всё, что мы собой представляем, чем мы живем, всё, что имеем, всё, на что надеемся, - это он». Любопытно, что делая упор на слове «всё», Рабле обращается к этимологическим истокам имени Пана ( «весь») и функции Пана как «божества всего, что есть в мире».

В конце XVIII века интерес к пану возродился среди либеральных ученых. Ричард Пейн Найт обсуждал Пана в своей книге «Рассуждения о поклонении Приапу» (1786) как символе творения, выраженного через сексуальность. Пан изображается льющим воду, то есть оживляющим активную творческую силу плодоносным элементом.

«Эндимион» Джона Китса открывается фестивалем, посвященным Пану, где в его честь поется гимн. Рассказ Китса о деятельности Пана в значительной степени заимствован у елизаветинских поэтов.

Артур Мэйчен в своей новелле 1894 года «Великий бог-Пан» также использует имя бога в сравнении со всем миром, который раскрывается таким, какой он есть на самом деле: «видеть бога  Пана великого». Многие считают, что эта новелла (включая Стивена Кинга ) является одной из величайших ужасных историй, когда-либо написанных (что спорно, конечно же)).

Упоминает о Пане и Милтон, называя его в «Потерянном рае» «измышленным божеством».

Пан побуждает жителей деревни слушать мелодии его свирели, как будто в трансе в романе лорда Дансени «Благословение Пана», опубликованном в 1927 году. Хотя бог не фигурирует в истории, его энергия, безусловно, призывает молодых людей деревни наслаждаться летними сумерками, и только викарий – единственный человек, обеспокоенный возрождением поклонения старому языческому богу.

Заинтересовал образ козлоногого бога и двух английских писателей – Р.Л. Стивенсона и Кеннета Грэма.

Стивенсон и Грэм обратились к образу древнего бога Пана, воспев его в прозе. Р.Л. Стивенсон написал эссе «Свирель Пана» («Pan’s Pipes», 1878), а Кеннет Грэм – эссе «Сельский Пан» («The Rural Pan», 1893) и повесть «Ветер в ивах» («The Wind in the Willows», 1908). Во всех этих произведениях Пан – полусказочное существо, наделенное неповторимыми особенностями.

В «Свиреле Пана» Стивенсон изображает общество без Бога, уверенное, что благодаря прогрессу правит миром и самой природой. Однако природу, олицетворением которой выступает Пан, подчинить совсем нелегко. Она может наказывать, очаровывать, пугать и губить самоуверенное человечество. Пан Стивенсона «то жутко топает копытом, обращая в бегство целые армии, то летним днем на лесной опушке весело наигрывает на свирели, околдовывая души и сердца пастухов». Люди забыли о нем – пишет Стивенсон – и считают его мертвым, но он жив: Пан – в громовых раскатах и проливном дожде, в смертоносной молнии и разрушительном урагане, – и в любой роще можно услышать звуки его флейты. Пан Стивенсона, таким  образом, – вовсе не простой покровитель пастухов и стад, но «бог всего, что есть на свете».

Пан Грэма – скорее добродушный бездельник, убегающий из кипучего котла английской столицы на лоно природы. Истинным же повелителем, своевольным и жестоким властелином этого мира является человек-коммерсант. Имеется у Грэма и другой Пан: могущественный помощник и защитник всех жителей леса и реки.

В 1908 году издательство Methuen опубликовало книгу, на синей обложке которой был вытиснен золотой Пан, играющий на свирели. Это была сказочная повесть «Ветер в ивах». В седьмой главе книги, «Свирель у порога зари», действительно появляется Пан. Главные герои, Крот и дядюшка Рэт (Водяная Крыса) отправляются ночью на поиски пропавшего выдренка Портли. Внезапно Рэт слышит мелодию и, словно очарованный, направляет лодку к островку посреди реки. Там-то друзья и встречают Пана, Друга и Защитника, доброго владыку речного берега – и склоняются перед ним в благоговейной молитве. Между тем занимается рассвет, Пан исчезает, а на месте, где он сидел, Крот и дядюшка Рэт обнаруживают мирно спящего Портли.

Несмотря на символичность и условность образа Пана, и Стивенсон, и Грэм предлагают читателю портреты, в которых этот «персонаж» почти что материализуется. Стивенсон обращает внимание на его «ликующий разъяренный взгляд», «козлиные ноги». Его Пан топает копытом, в пальцах он держит флейту, наигрывая на ней губами.

Грэм в повести «Ветер в ивах» пишет еще более детальный портрет: кажется, что Пан действительно существует и до него можно дотронуться рукой: «<.>[Крот] ясно увидел кудри и крючковатый нос между добрыми глазами, которые смотрели на них ласково, а рот, спрятавшийся в бороде, приоткрылся в полуулыбке, увидел руку возле широкой груди и другую руку, которая держала свирель, только что отведенную от губ, видел крепкие ноги, прочно опирающиеся на дерн <...>». Однако материализовавшийся при свете луны персонаж исчезает с восходом солнца. Грэм называет Пана «видением».

Другая черта образа Пана, вдохновленная романтизмом, – его звуковая составляющая. У Грэма Пан взывает к своим подопечным зверям голосом поющего ветра. Стивенсоновский мир также наполнен музыкой. Ее слышат молодые ягнята – и скачут под нее, словно под звуки барабана. Подлаживается под эту мелодию и юная лондонская торговка, прыгающая в неуклюжем танце. Кажется, что мелодия Пана управляет миром – и гармонизирует его. Этот «грубый нелепый напев, пронизывающий всю ткань мироздания», руководит действиями и порывами всего, что дышит и движется: «О чем поют птицы среди ветвей, когда приходит пора токования? Что кроется в шуме дождя, широкою пеленой накрывающего дальний лиственный лес? Под какую мелодию насвистывает рыбак, когда тянет поутру свою сеть – и рыба, искристая, яркая, грудой ссыпается на дно его лодки? Всё это - музыка флейты Пана; это он, возрадовавшись душой, подул – и полетели ожившие звуки, направляемые его улыбчивыми губами и бойкими пальцами».

Мелодия грэмовского Пана не менее повелительна : например, эпитеты, которое использует автор: настойчивый, властный, дурманящий. Звери беспрекословно повинуются этой мелодии, впадают в транс под ее влиянием. Красноречив выбор слов, предложенный в этой связи Грэмом: плененный, околдованный, обвороженный, зачарованный.

И Стивенсон, и Грэм называют мелодию Пана «танцевальной». Проникнувшись этой мелодией, трудно не пуститься в пляс. Однако при этом находятся люди, «профессоры в очках» и «банкиры», которые созерцают жизнь, словно хмурые зрители, и не желают участвовать в общем веселье, - и тогда разгневанный Пан насылает на них знаменитый «панический ужас», тот самый, что, согласно легендам, обратил вспять войска в битве при Марафоне.

Грэмовский Пан тоже повелителен – но он не таит в себе ничего зловещего.

Если Пан Стивенсона – языческое божество с ликующим взглядом, то Пан Грэма – добрый и любящий Отец с ласковыми глазами, который заботится о своих заблудившихся – и заблудших –  детях, обезвреживая капканы и ловушки - буквальные и метафорические – чтобы зверьки не поранились.

В связи с возрождением интереса к образу Пана в литературе постромантизма и неоромантизма любопытно замечание Роберта Дингли, утверждающего, что причиной обращения к образу Пана оказался тот «вакуум, который породил Дарвин, отведя от мироздания Божью длань».

В английском городе Пейнсвик в графстве Глостершир группа дворян XVIII века во главе с Бенджамином Хайеттом организовала ежегодную процессию, посвященную Пану, во время которой статуя божества была поднята вверх, и люди кричали: Highgates! Highgates! Хайетт также воздвиг храмы Пану в садах своего дома и «домик Пана», расположенный над долиной Пейнсвик. Эта традиция вымерла в 1830-х годах, но была возрождена в 1885 году новым викарием У. Х. Седдоном, который ошибочно полагал, что фестиваль был древним по своему происхождению. Один из преемников Седдона, однако, был менее благосклонен к языческому празднику и положил ему конец в 1950 году,  похоронив статую Пана.

В живописи нового времени часты сюжеты: «Пан и Сиринга» – у Рафаэля, Приматиччо, Карраччи, Рубенса, Йорданса, Пуссена и др.; «Пан обучает молодого Дафниса игре на флейте» – у Джулио Романо, Карраччи и др.; «триумф Пана» – у Пуссена; «Суд Мидаса» – у Йорданса и др. Образ Пана часто встречается у П. Пикассо.

Пан. Пабло Пикассо

Жертвоприношение Пану. Франсиско Гойя

Пан. Барон Фредерик Лейтон

В русской живописи Пан – у Михаила Врубеля. Это фантастическая, полная настроения фигура сидящего Пана, небольшая, удивительно красивая вещь. Врубель начал писать портрет жены и уже подходил к концу работы, когда на глаза ему попалась новелла А. Франса «Святой сатир». В течение нескольких дней, на том же холсте, поверх почти готового портрета, появляется изображение Пана.

Образ Пана используется и в современной психологии, как аналогия Тени (по Юнгу). На внутреннем уровне образ Пана отражает наиболее грубую, инстинктивную сторону человеческой природы. Этому богу поклонялись в пещерах и гротах, участники обрядов испытывали благоговейный страх, и таким образом внутренний его образ предполагает нечто, чего боится человек  и чем одновременно зачарован, а именно необузданными сексуальными импульсами, которым почти невозможно сопротивляться, поэтому нередко они воспринимаются как зло.

Пан таким образом может воплощать собой проблему восприятия себя как грязное, волосатое, похотливое, безобразное и низменное существо. Даже наиболее свободные в сексуальном отношении мужчины и женщины втайне могут стыдиться своего тела.

Хотя в мифах он предстает вовсе не злым, но скорее безнравственным, разнузданным и при этом – естественным. Ведь проблемы создает беспомощность людей, порабощенных страхом или захваченных страстями, и тогда фигура Пана указывает на зажимы и комплексы, чаще всего сексуального характера, исходящие из непонимания его образа. Пусть он уродлив, но все равно он – Величайший, это жизнь тела в ее чистом виде; пусть он груб и безнравственнен, но, тем не менее, останется богом. Энергия, потраченная на то, чтобы удержать Пана в его пещере, скрыть свой «позор» от мира – это энергия, потерянная для личного роста. Но если ее высвободить, встретившись с Паном лицом к лицу, эффект от этого будет мощнейший. Таким образом, Пан рассматривается Тень человека, и бороться с ней бесполезно, ее можно только принять. Пан говорит о необходимости повернуться лицом к тому, что человек считает темным и постыдным в себе.

*

Гомеровский гимн. XIX. К ПАНУ.

Спой мне, о Муза, про Пана, Гермесова милого сына.

С нимфами светлыми он — козлоногий, двурогий, шумливый

Бродит по горным дубравам, под темною сенью деревьев.

Нимфы с верхушек скалистых обрывов его призывают,

Пана они призывают с курчавою, грязною шерстью,

Бога веселого пастбищ. В удел отданы ему скалы,

Снежные горные главы, тропинки кремнистых утесов.

Бродит и здесь он и там, продираясь сквозь частый кустарник;

То приютится над краем журчащего нежно потока,

То со скалы на скалу понесется, все выше и выше,

Вплоть до макушки, откуда далеко все пастбища видны.

Часто мелькает он там, на сверкающих, белых равнинах,

Часто, охотясь, по склонам проносится, с дикого зверя

Острых очей не спуская. Как только же вечер наступит,

Кончив охоту, берет он свирель, одиноко садится

И начинает так сладко играть, что тягаться и птичка

С ним не могла бы, когда она в чаще, призывно тоскуя,

В пору обильной цветами весны заливается песней.

Звонкоголосые к богу сбираются горные нимфы,

Пляшут вблизи родника темноводного быструю пляску,

И далеко по вершинам разносится горное эхо.

Сам же он то в хороводе ступает, а то в середину

Выскочит, топает часто ногами, на звонкие песни

Радуясь духом. И рысья за ним развевается шкура.

Так они пляшут на мягком лугу, где с травой вперемежку

Крокусы и гиацинты душистые густо пестреют.

Песни поют про великий Олимп, про блаженных бессмертных,

И про Гермеса, — как всех, благодетельный, он превосходит,

Как для богов олимпийских посланником служит проворным

И как в Аркадию он, родниками обильную, прибыл,

В место, где высится роща его на Киллене священной.

Бог — у смертного мужа там пас он овец густорунных.

Там, для себя незаметно, зажегся он нежною страстью

К дочери Дриопа, нимфе прекрасноволосой и стройной.

Скорый устроился брак. Родила ему нимфа в чертогах

Многолюбивого сына, поистине чудище с виду!

Был он с рогами, с ногами козлиными, шумный, смешливый.

Ахнула мать и вскочила и, бросив дитя, убежала:

В ужас пришла от его бородатого, страшного лика.

На руки быстро Гермес благодетельный принял ребенка.

Очень душой веселился он, глядя на милого сына.

С ним устремился родитель в жилище блаженных бессмертных,

Сына укутавши шкурой пушистою горного зайца.

Сел перед Зевсом властителем он меж другими богами

И показал им дитя. Покатилися со смеху боги.

Больше же прочих бессмертных Вакхей-Дионис был утешен.

Всех порадовал мальчик, — и назвали мальчика Паном.

Радуйся также и сам ты, владыка! Молюсь тебе песней,

Ныне ж, тебя помянув, я к песне другой приступаю.

***

Материалы :

Р. Грейвс, «Мифы Древней Греции » ;

Г.А. Велигорский, «Образ Пана»;

М. Элиаде, «A History of Religious Ideas»;

M. L. West, «Indo-European Poetry and Myth» ;

А.Е. Наговицын,  «Мифология и религия этрусков» ;

WIKI.