Сизиф

Сизиф, Иксион и Тантал в подземном царстве. Фрагмент рельефа римского саркофага. Около 170 г. н. э. Рим. Музеи Ватикана

Сизиф (или Сисиф, др.-греч. Σίσυφος) – в греческом мифотворчестве сын царя Эола и Энареты, внук Эллина, брат Кретея, Афаманта, Салмонея и других героев, отец Главка, дед Беллерофонта (Аполлодор, I 7, 3; I 9, 3; Павсаний, IX 34, 7).

К слову, согласно гомеровской «Одиссее», Эол, отец Сизифа – властитель Эолии. Зевс сделал его господином над ветрами. По Вергилию, Эол живет на одном из Эоловых островов, являясь самостоятельным властителем воздушной стихии. Само имя «Эол» стоит в тесной связи с понятием подвижности (ср. αἰόλλω, αἰόλος), характеризующей воздушную стихию.

Сизиф женился на одной из семи плеяд, Меропе, дочери Атланта, которая родила ему трех сыновей. Однако этот брак считался для Меропы неравным, ведь шесть ее сестер вышли замуж за богов. Возможно, и в этом коренится постоянная неприязнь богов к Сизифу.

Сизиф основал город Эфиру (древнее название Коринфа). По другой версии, Коринф основал Коринф – персонаж древнегреческой мифологии, согласно легендам, сын Зевса и Электры, либо сын героя Марафона. Не оставил сына, и коринфяне передали власть Медее и Ясону. Либо он был убит местными жителями, и Сисиф наказал убийц и вместо него стал царем. По одной из версий мифа, власть в Коринфе Сизифу передала Медея (Павсаний, II 3, 11).

Коринф считается первым поселением на территории современной Эллады.  Древний Коринф, основанный в X веке до н.э., был самым богатым портом и самым крупным городом в древней Греции. Стратегическое расположение позволяло держать полный контроль над узким перешейком, соединяющим полуостров Пелопоннес с материковой частью Греции. Кроме того, город являлся мощным торговым центром, в котором осуществлялся обмен товарами, поступающими из двух портов, расположенных возле перешейка. Смешение наций, культур и религий в Коринфе, привело к появлению греческого «Вавилона», богатство и широкие возможности которого привлекали сюда людей со всего мира. Древний Коринф историки описывают как молодой, динамичный город, жители которого не были зациклены на соблюдении традиций. Улицы и площади наполняли люди разной национальности и социального статуса – любой из них мог как разбогатеть, так и упасть на самое дно социальной ямы. Сердце города, форум, был окружен храмами и святынями, построенными на честь Императора и членов его семьи, которые соседствовали с храмами старых греческих богов – Аполлона, Асклепия, Афродиты.

Развалины древнего Коринфа. Укрепленный холм на заднем плане – Акрокоринф, ассоциировался с камнем Сизифа. В самой верхней части Акрокоринфа, подъем на который занимает около часа, расположены руины древнего храма Афродиты.

Сизиф был олицетворением мудрости, изобретательности, хитрости; этими же качествами отличаются его потомки (Главк, Беллерофонт), а жители основанного им города известны как предприимчивые мореплаватели и как хитрый, бойкий народ. То есть образ Сизифа, хитрого, корыстолюбивого героя, отражает представления греков о жителях крупнейшего торгового центра материковой Греции - Коринфа. Сизиф благодаря своей хитрости и практичности, собрал неисчислимые богатства у себя в Коринфе – слава о его сокровищах распространилась далеко. Короче говоря, никто во всей Греции не мог равняться по изворотливости ума с Сизифом. Традиция рисует Сизифа хитрым стяжателем, презирающим законы богов и людей.

Сизиф считался основателем Истмийских игр, учрежденных им в честь племянника Меликерта, тело которого он нашел на берегу близ Коринфа и похоронил (Гигин, Фабулы, 273). Время игр начиналось объявлением священного перемирия. Состязания были гимнастические, конные, поэтические и музыкальные. Игры продолжались несколько дней. Победитель получал пальмовую ветвь и венок, который, в древнейшее и в императорское время, плёлся из сосновых ветвей, а в классическую эпоху - из сельдерея. Эти игры были запрещены как языческие при утверждении христианства в IV веке императором Феодосием.

Согласно Гомеру –  хитрый, порочный, корыстолюбивый человек, но при этом мудрейший и осмотрительнейший из смертных. Первый воспользовавшийся хитростью и обманом (среди эллинов).

Другая мифологическая традиция рисует Сизифа героем-богоборцем, противостоящим своей изворотливостью произволу богов.

Неоднозначный персонаж, при этом, – легендарный герой. Герой, а заодно и отъявленный плут, который вызывал у греков самые противоречивые чувства. Для жителей Коринфа он был мудрейшим и справедливейшим из героев, героем-богоборцем.. Для жителей Аттики Сизиф был грабителем с большой дороги.

В Коринфе было святилище Сизифа и существовал его культ как героя (Диодор, XX 103; Страбон, VIII 6, 21). Но, следует сказать, что только там его и почитали, так как остальные греки относились к Сизифу очень отрицательно - ведь тот посмел противиться воле богов. У подножья Пирены находился Сисифей с развалинами святилища или дворца (храм Героон ?) .

Одна из послегомеровских версий мифа считает не Лаэрта, а Сизифа отцом Одиссея.  Вот история об этом…На Истме Сизифу принадлежало прекрасное стадо коров. Его соседом был Автолик, сын Гермеса и Хионы, который по одной из версий был дедом Одиссея. Гермес дал своему сыну дар изменять как свою внешность, так и внешность всего им украденного.

Пользуясь своим искусством, Автолик постоянно похищал у Сизифа коров и менял их внешний вид, так что Сизифу долго не удавалось уличить своего соседа в кражах. Стадо Сизифа постоянно уменьшалось, а стадо Автолика все увеличивалось, но не пойман – не вор.

Однажды Сизиф догадался вырезать на копытах своих коров двойную сигму (по другой версии – надпись «украдено Автоликом»).

После очередной кражи коров Сизиф созвал соседей, отпечатки копыт с клемом Сизифа привели их в дом похитителя, где по своим меткам наш герой уличил Автолика в воровстве.

Пока возмущенные соседи разбирались с Автоликом, Сизиф проник в дом вора и овладел его дочерью Антиклеей, бывшей замужем за Лаэртом. Вот от Сизифа-то Антиклея и зачала Одиссея! Так что при таких предках Одиссей также не мог не стать хитроумным.

После смерти своего отца Эола трон в Фессалии захватил другой его сын, брат Сизифа Салмоней. Сизиф считал, что этот трон по праву должен принадлежать ему и обратился за советом к Дельфийскому оракулу. Оракул дал такой ответ: «Твои дети, рожденные от племянницы, отомстят за тебя». После этого Сизиф соблазнил дочь Салмонея Тиро, которая родила двух сыновей. Но вскоре Тиро в свою очередь узнала от оракула, что Сизифом руководила не любовь к ней, а желание отомстить Салмонею. Тогда Тиро убила своих детей, но Сизиф сумел и эту ситуацию использовать на пользу себе. Он выставил тела убитых детей на рыночной площади и обвинил в этом Салмонея, который и был изгнан из Фессалии.

В жизни Сизифа было немало очень важных для него событий и явлений, но самым радостным и счастливым явлением была его любовь к прекрасной женщине по имени Медея. Но мало кто из живших в Древней Элладе знал о великой и взаимной любви Медеи и Сизифа. И лишь благодаря Феопомпу – древнегреческому историку и оратору, мир узнал об этой любви. По его утверждению, когда Ясон и Медея царствовали в Коринфе, то Сизиф – основатель города, страстно полюбил Медею. Та долго сопротивлялась своим взаимным чувствам к Сизифу. Однако, зная о бесконечных изменах Ясона, красавица-волшебница перестала бороться со своей все возрастающей любовью к Сизифу. И вскоре влюбленная пара безоглядно отдалась своей страсти. Когда у Медеи рождались дети от Сизифа, мать скрывала их в святилище Геры, надеясь сделать их бессмертными.

Медея поведала Сизифу о следующем. По ее утверждению судьба двух братьев Сизифа – Периера и Кретея сложится более-менее благополучно. Первый станет мессинским царем, женится на Горгофоне, дочери Персея и Андромеды, и та родит ему Афарея, Левкиппа, Икария и Тиндарея. Кретей станет основателем и первым царем фессалийского города Иолка. Он женится на своей племяннице Тиро, прекрасной дочери Салмонея, и будет иметь от нее сыновей Амифаона и Ферета. Кретей также усыновит двух близнецов, ранее рожденных Тиро от Посейдона, и будет относиться к ним, как к родным сыновьям.

*

По прошествии столетий в сознании людей образ Сизифа стал вызывать сочувствие. Ведь Сизиф был не просто заурядный злодей, но человек, который не побоялся разоблачить Зевса, водил за нос богов и построил прекрасный город. Его потомки Главк, Орнитион, Фок стали героями и  оставили свой яркий след в истории Эллады. Могила Сизифа, находившаяся в тайном месте неподалеку от Коринфа, со временем стала считаться священной. Его грехи позабылись, а среди греческой аристократии стало престижным иметь Сизифа в ряду легендарных предков. Тяжелая кара перестала восприниматься как заслуженное наказание, а стала символом мстительности и злопамятности богов.

Что за разоблачения богов и главное, что за кара ? Об этом рассказывают мифы.

Самая распространенная версия говорит о том, что Сизиф в окрестностях Аттики отлавливал путников и придавливал их большим камнем. Якобы за это, боги и покарали Сизифа. Сомнительно! В Греции бывали преступники и посерьезней Сизифа, но их так жестоко боги не наказывали. Здесь явно дело в другом….

Есть еще одна версия. Согласно ей, причиной наказания Сизифа послужила дочь Асопа – Эгина.

Начинается все с того, что любвеобильный Зевс похитил дочь речного бога Асопа Эгину. Сизиф является свидетелем этой кражи и ему удается выгодно продать свою информацию: он уговорил Асопа создать в цитадели Коринфа непересыхающий источник воды. Так возник источник Пирена за храмом Афродиты, где позднее были поставлены статуи самой богини и Эрота-лучника (Аполлодор, I 9, 3; III 12, 6). Лишь после этого Сизиф открыл Асопу всю правду о его похищенной дочери.

Рассерженный Асоп бросился вдогонку за похитителем. Он затопил водами все места, где бывал Зевс, речные потоки залили все пещеры и гроты, поля и луга. Погибали животные, люди спасались от наводнения только на высоких вершинах гор. Зевс лишь чудом  избежал мести Асопа, превратившись на время в камень. Зевс вообще часто «бегал» и изменял свой облик….

Зевс обратился к своему брату Гадесу, владыке царства мертвых, с просьбой сбросить Сизифа в Аид и наказать его вечной пыткой – за раскрытие божественных тайн. Пусть и любовных, но все же божественных. Какой пыткой собирались боги покарать Сизифа в тот раз, неизвестно.

По одной из версий мифа о Сизифе Гадес лично отправился на Истм, чтобы покарать Сизифа, но это маловероятно, так как Гадес очень редко и неохотно покидал свое царство. Скорее всего, он поручил это дело богу смерти Танатосу, который сам не мог выносить смертные приговоры, но был хорошим исполнителем таких приговоров.

Когда к Сизифу пришел то ли сам Гадес, то ли мрачный Танатос, чтобы низвести его в царство теней, то Сизиф обманным путем заковал его в оковы. Он  хитростью заставил Гадеса (Танатоса) показать ему, как надо правильно надевать колодки, а когда простодушный бог надел их, Сизиф тут же замкнул защелку (по другой версии – Сизиф заковал Танатоса в цепи). Потом Сизиф посадил своего пленника в подвал (железную бочку), и на некоторое время на земле наступила видимость Золотого века – люди перестали умирать, воскресали даже те, кому отрубали голову или разрубали на куски. Люди перестали бояться богов и приносить им жертвы. На  земле нарушился порядок, который был заведен Зевсом. Арес, сын Зевса по приказу  своего отца поспешил на помощь Гадесу (Танатосу), освободил его, а крепко связанного Сизифа доставил в Аид.

Но и тут хитрый Сизиф нашел способ помочь себе. Перед тем как отправится в Аид, он сказал своей жене, чтобы она не погребала его тело и не приносила  жертвы  богам подземного царства. Жена Сизифа послушалась его. Аид и его жена Персефона долго ждали похоронных жертв. Но их все не было. Понятное дело, что «отправка» Сизифа в Аид, символически означала его смерть, но без должных похорон, душа имела возможность вернуться в тело.

Далее, по мифу, Сизиф (его душа) опять же, с помощью обмана выбирается на поверхность : Он говорит Гадесу, что якобы из-за неразумности своей жены он незаконно оказался в царстве мертвых - тело-то не погребено, - а уважаемые боги не получают своего законного вознаграждения.  Он просит Гадеса ненадолго отпустить его в царство живых, чтобы жестоко покарать плохую жену и организовать свое захоронение должным образом. Гадес отпускает его. По другой версии Сизиф обманывает Персефону.

Конечно, Сизиф и не думал возвращаться в Аид. А может и думал….Но стоило ему вновь увидеть облик земного мира, ощутить воду, солнце, теплоту камней и море, как у него пропало желание возвращаться в мир теней. Напоминания, предупреждения и гнев богов были напрасны. Он остался в своем пышном дворце и весело пировал,  радуясь, что он единственный из всех смертных, кто сумел вернуться из мрачного царства теней. По одной из версий, как раз после возвращения Сизифа из Аида, его как говорится «понесло» и он стал распутничать, пьянствовать и заниматься грабежами. Тогда  он и прославился придавливанием путников камнем.

На этот раз возмущенные боги взялись за дело с полной серьезностью и Гермес по приказу Зевса силой доставил Сизифа в Аид. На этот раз – окончательно.

Конечно, «самый хитрый из всех смертных», «великий мошенник»,

победитель смерти, обманувший самого бога смерти и выбравшийся из

подземного царства должен быть наказан самым жестоким образом.

За все провинности перед богами Олимпа, Сизифу выносится приговор :

Сизифу дали большой камень, который был точной копией того камня, в который превращался Зевс от гнева Асопа, и велели вкатывать его на самую вершину горы, а потом осторожно спускать его с другой стороны. Но коварство богов проявилось в том, что Сизифу не удается выполнить и половины наложенного на него наказания. Как только он приближается к вершине, «бесстыдный камень» опрокидывает Сизифа и скатывается к подножию горы. Уставшему Сизифу приходится в пыли спускаться вниз, отыскивать нужный камень и начинать все с самого начала. Видимо Боги полагали, что на свете нет ничего ужасней, чем тяжёлая и бесполезная работа.

Сизиф в Аиде (Из Одиссеи. Песнь XI, ст. 581) :

Там и Сизифа узрел я; жестокие муки он терпит:

Тяжкий, огромный руками обеими камень катает:

Он и руками его и ногами, что сил подпирая,

Катит скалу на высокую гору; но чуть на вершину

Чает вскатить, как назад устремляется страшная тягость;

Снова на дол, закрутившися, падает камень коварный.

Снова тот камень он катят и мучится; льется ручьями

Пот из составов страдальца, и пыль вкруг главы его вьется.

Это наказание стало символом тяжелого и бесполезного труда, а также предвестником каторги. Из мифа о коринфском правителе пришли крылатые выражения «сизифов труд», «сизифов камень», «сизифовы муки». Они означают тяжелую, изнурительную, бесконечную, безрезультатную и бессмысленную работу. Это наказание символизирует тщетность попыток Сизифа одержать верх над богами.

Некоторые из современных исследователей полагают, что камень, который поднимает Сизиф, является солнечным диском, а гора символизирует небесный свод. Так перед нами предстает картина Летнего Солнцеворота: Солнце ежегодно поднимается на гору Солнцестояния и неизменно скатывается вниз к самому короткому дню. Это мнение подкрепляется существовавшим в Коринфе культом Солнца.

Другие ученые рассматривают его как персонификацию поднимающихся и опускающихся волн бушующего моря.

Эпикурейский философ 1-го века до н.э. Лукреций,  интерпретирует миф о Сизифе как олицетворение тех политиков, которые стремятся к власти, но при этом оказываются побежденными – поиск власти здесь рассматривается как бесцельное занятие, уподобляясь бесполезному движению валуна на вершину холма. Фридрих Велькер предположил, что Сизиф символизирует тщетную борьбу человека в поисках знания.

Совсем недавно историк науки Дж. Нигро Сансонес , опираясь на работу мифолога и лингвиста Жоржа Дюмезиля, предположил, что происхождение названия «Sisyphos» является звукоподражательным из непрерывно повторяющегося мягкого с придыханием звука «siss phuss», посредством дыхания через нос, способствующего трансовым состояниям и контролю дыхания. Повторяющийся цикл вдох-выдох здесь рассматривается уже с эзотеричекой точки зрения, применимо к мифу как подъем и спуск валуна на/с холма. Эта теория рассматривает мифологему Сизифа уже в более древнем, архаическом контексте (протоиндоевропейская религия ).

Археолог Саломон Рейнах считал, что символическое наказание Сизифа воплощено в холме Акрокоринфа, как огромного валуна, символизирующего труд и умение, связанные с построением города Сизифа – Коринфа.

Сизиф, вкатывающий в гору камень, изображен в Аиде на картине Полигнота в Дельфах (на картине Полигнота в Дельфах изображены фигуры, обычно называемые Данаидами; они символизируют людей, которые не прошли посвящения и в иной жизни должны вечно наливать воду для очистительного обряда, но усилия их бесплодны).

Сюжет «Сисиф толкает в гору камень» изображен на метопе самосского храма Геры, также он использовался в вазописи, на геммах, саркофагах.

Образ Сизифа нашел отражение в древнегреческой драматургии : он действующее лицо сатировских драм Эсхила «Феоры, или Истмийские состязания» (фр. 78-79 Радт), «Сисиф-беглец» (фр. 225-230 Радт) и «Сисиф-камнекат» (фр. 233 Радт), пьесы Софокла «Сисиф» (не дошло ни одной строки), сатировской драмы Еврипида «Сисиф», пьесы Крития «Сисиф».

Отмечен образ Сизифа и в литературе нового времени (А. Камю, Р. Мерль) и изобразительном искусстве (Тициан, Джордано).

Антонио Дзанки, Сизиф

Джон Ньютон, Сизиф

Тициан, Сизиф

Франц фон Штук, Сизиф

Миф о Сизифе был популярен в античном мире, его изображения часто встречаются на керамике : Персефона наблюдает за Сизифом в загробном царстве. Античная амфора, около 530 года до н.э.

Персефона, Сизиф и Гадес. Афинская амфора, 6 век до н.э.

В чем главный проступок Сизифа? За что такое наказание ? Ответ: за неповиновение властям. Этот наглец хоть на время, но все же победил Смерть, да еще и сбежал из Аида, потому что до самозабвения любил море, солнце, теплые камни - одним словом, жизнь.

Боги разгневались страшно. Больше всего их разозлили даже не сами поступки Сизифа, а его инакомыслие. Человек посягнул на установленные богами правила: умер - отправляйся в Аид, без вариантов. С Сизифом возникли некоторые проблемы. Уникальный, можно сказать случай. Он поднял руку на неизменный, казалось, порядок вещей - отменил Смерть за ненадобностью.

Этого уж никакие боги вынести не могли. Их презрели, отвергли, обошлись без них. Такое не прощается. И миф говорит нам о страшном наказании, безысходном страдании того, кто посмел помыслить о жизни без смерти. По сути, Сизиф был самым натуральным мятежником. Он думал свою думу и поступал в согласии с собой - а это никогда не приветствуется.

В любом случае, по мифам Сизиф ловко использовал и подвернувшиеся возможности, и самые трагичные обстоятельства на благо собственных интересов. Он был неординарной личностью и совершал неоднозначные поступки. Его ненавидели и любили, его презирали и им гордились, его боялись и на него надеялись. Отношение к нему разных людей и богов отличалось до неузнаваемости. Но объединяло всех его современников то, что ни понять его, ни помешать ему не мог никто - Сизиф всегда достигал своих целей. За что и был прозван «самым хитрым греком».

По другую сторону Земли, в китайской мифологии, существовал аналогичный персонаж – У Ган. Он был приговорен к непрестанной рубке дерева османтус на Луне, которое затем вырастает снова. Причины приговора разнятся по источникам. Из-за схожести сюжетов У Гана иногда называют «китайским Сизифом». В китайском языке существует чэнъюй «У Ган рубит дерево» , который примерно соответствует выражению «сизифов труд», в значении бессмысленного непрекращающегося труда. Другой вариант этого выражения — «рубить коричное дерево на Луне».

Символизм и философия

В лице Сизифа в связи с его посмертным наказанием греческий миф изобразил бессилие человека в его тщетных попытках путем хитрости и тонкости ума перейти границы познаваемого; наказание Сизифа есть наказание беспокойного ума, который, думая, что он вот-вот достиг предела своих стремлений, снова падает в бездну незнания.

О личности Сизифа написано немало книг и исследовательских статей разными людьми и в разные времена. И что интересно... В разных источниках образ Сизифа представляется совершенно разным.

Наиболее известная интерпретация мифа в литературе – «Миф о Сизифе» (1942)  Альбера Камю. На примере образа Сизифа  Камю ярко раскрывает влияние абсурда на бытие человека. С одной стороны, муки, испытываемые Сизифом, обусловлены превосходящим человека миром. С другой стороны, ясность ума позволяет Сизифу противостоять этому миру: он возвышается над судьбой, осознавая, что это его собственный путь, и только он его хозяин. Камю представляет себе Сизифа счастливым, потому что все гнетущие его обстоятельства он осознает и признает, и таким образом становится выше их.

Необычно и интересно то, что Камю предлагает смотреть на бесконечную и бессмысленную работу Сизифа, как на своеобразную метафору жизни современного человека, которая впустую тратится им на офисы, конторы, цехи заводов и другие подобные этим места. Камю говорил: «Сегодняшний рабочий каждый день своей жизни трудится над одной и той же задачей, и эта судьба не менее абсурдна. Но это трагично только в редкие моменты, когда это осознается». В своей работе Камю делает попытки ответить на вопрос: «Стоит ли жизнь труда того, чтобы ее проживать?» — единственный вопрос, согласно мнению Камю, который имеет значение в философии.

Со времен Античности философы размышляли над абсурдностью человеческих действий. По какой бы дороге  ни шел человек, кем бы ни старался стать, какими бы обходными маршрутами ни пользовался –  все равно он неизбежно возвращается к себе. Жизнь человека – это повторение одного и того же действия, спиралевидного, предсказуемого, всегда одного и того же. Так что само это действие провоцирует нас к размышлению не о смысле, а о бессмысленности человеческого существования.

«Сизиф как символ продолжения бессмысленной войны». Иоганн Фогель: Meditationes emblematicae de restaurata pace Germaniae, 1649

…Сизиф – абсурдный герой. Таков он и в своих страстях, и в страданиях. Его презрение к богам, ненависть к смерти и желание жить стоили ему несказанных мучений – он вынужден бесцельно напрягать силы. Такова цена земных страстей. Нам неизвестны подробности пребывания Сизифа в преисподней. Мифы созданы для того, чтобы привлекать наше воображение. Мы можем представить только напряженное тело, силящееся поднять огромный камень, покатить его, взобраться с ним по склону; видим сведенное судорогой лицо, прижатую к камню щеку, плечо, удерживающее покрытую глиной тяжесть, отступающую ногу, вновь и вновь поднимающие камень руки с измазанными землей ладонями. В результате долгих и размеренных усилий, в пространстве без неба, во времени без начала и конца, цель достигнута. Сизиф смотрит, как в считанные мгновения камень скатывается к подножию горы, откуда его опять придется поднимать к вершине. Он спускается вниз.

Сизиф интересует меня во время этой паузы. Его изможденное лицо едва отличимо от камня! Я вижу этого человека, спускающегося тяжелым, но ровным шагом к страданиям, которым нет конца. В это время вместе с дыханием к нему возвращается сознание, неотвратимое, как его бедствия. И в каждое мгновение, спускаясь с вершины в логово богов, он выше своей судьбы. Он тверже своего камня.

Этот миф трагичен, поскольку его герой наделен сознанием. О какой каре могла бы идти речь, если бы на каждом шагу его поддерживала надежда на успех? Сегодняшний рабочий живет так всю свою жизнь, и его судьба не менее трагична. Но сам он трагичен лишь в те редкие мгновения, когда к нему возвращается сознание. Сизиф, пролетарий богов, бессильный и бунтующий, знает о бесконечности своего печального удела; о нем он думает во время спуска. Ясность видения, которая должна быть его мукой, обращается в его победу. Нет судьбы, которую не превозмогло бы презрение.

Иногда спуск исполнен страданий, но он может проходить и в радости. Это слово уместно. Я вновь представляю себе Сизифа, спускающегося к своему камню. В начале были страдания. Когда память наполняется земными образами, когда непереносимым становится желание счастья, бывает, что к сердцу человека подступает печаль: это победа камня, это сам камень. Слишком тяжело нести безмерную ношу скорби. Таковы наши ночи в Гефсиманском саду. Но сокрушающие нас истины отступают, как только мы распознаем их. Так Эдип сначала подчинялся судьбе, не зная о ней. Трагедия начинается вместе с познанием. Но в то же мгновение слепой и отчаявшийся Эдип сознает, что единственной связью с миром остается для него нежная девичья рука. Тогда-то и раздается его высокомерная речь: «Несмотря на все невзгоды, преклонный возраст и величие души заставляют меня сказать, что все хорошо». Эдип у Софокла, подобно Кириллову у Достоевского, дает нам формулу абсурдной победы. Античная мудрость соединяется с современным героизмом.

Перед тем, кто открыл абсурд, всегда возникает искушение написать нечто вроде учебника счастья. «Как, следуя по столь узкому пути?..» Но мир всего лишь один, счастье и абсурд являются порождениями одной и той же земли. Они неразделимы. Было бы ошибкой утверждать, что счастье рождается непременно из открытия абсурда. Может случиться, что чувство абсурда рождается из счастья. «Я думаю, что все хорошо», — говорит Эдип, и эти слова священны. Они раздаются в суровой и конечной вселенной человека. Они учат, что это не все, еще не все исчерпано. Они изгоняют из этого мира бога, вступившего в него вместе с неудовлетворенностью и тягой к бесцельным страданиям. Они превращают судьбу в дело рук человека, дело, которое должно решаться среди людей.

В этом вся тихая радость Сизифа. Ему принадлежит его судьба. Камень – его достояние. Точно так же абсурдный человек, глядя на свои муки, заставляет умолкнуть идолов. В неожиданно притихшей вселенной слышен шепот тысяч тонких восхитительных голосов, поднимающихся от земли. Это бессознательный, тайный зов всех образов мира – такова изнанка и такова цена победы. Солнца нет без тени, и необходимо познать ночь. Абсурдный человек говорит “да” – и его усилиям более нет конца. Если и есть личная судьба, то это отнюдь не предопределение свыше, либо, в крайнем случае, предопределение сводится к тому, как о нем судит сам человек: оно фатально и достойно презрения. В остальном он сознает себя властелином своих дней. В неумолимое мгновение, когда человек оборачивается и бросает взгляд на прожитую жизнь, Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой. Она была сотворена им самим, соединена в одно целое его памятью и скреплена смертью. Убежденный в человеческом происхождении всего человеческого, желающий видеть и знающий, что ночи не будет конца, слепец продолжает путь. И вновь скатывается камень.

Я оставляю Сизифа у подножия его горы! Ноша всегда найдется. Но Сизиф учит высшей верности, которая отвергает богов и двигает камни. Он тоже считает, что все хорошо. Эта вселенная, отныне лишенная властелина, не кажется ему ни бесплодной, ни ничтожной. Каждая крупица камня, каждый отблеск руды на полночной горе составляет для него целый мир. Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека. Сизифа следует представлять себе счастливым.

 - А.Камю, «Миф о Сизифе».

Cравнение Сизифова труда Альбером Камю с жизнью человека середины XX века, несмотря на то, что сделано оно было более полувека назад, сегодня является еще более актуальным. Миллионы людей проводят свои жизни в бетонных коробках, которые называют своим домом, пытаются свести концы с концами, как роботы выполняют работу, нужную кому угодно, только не им, зарабатывая деньги на ежедневные и зачастую сиюминутные нужды. Это ли не Сизифов труд? И это ли не абсурдизм во всей его красе? Неужели в этом есть смысл? Многие из нас вкатывают свой «камень» на свою «гору» каждый в своем темном Аиде и тратят на это целую жизнь. Это действительно так, ведь такая жизнь представляется тяжкой ношей, постоянно требующей внимания и действий. Камю утверждает, что когда Сизиф осознает бесцельность своей задачи и однозначность своей судьбы – он обретает свободу в понимании абсурдности собственной ситуации и достигает состояния умиротворенного принятия. Возможно это выход, как совет, для нас всех… Жизнь вообще, как таковая, есть страдание. И в этом смысле она есть действительно наказание.

В так называемой мифологической картине мира пространство играет не меньшую роль, чем и в так называемой научной картине мира. И понятно, мы знаем это от Аристотеля, есть два сакраментальных вопроса, которые мы задаем сразу после того, как спрашиваем «что?» и «кто?», – это «где?» и «когда?». «Что, где, когда?» – есть игра такая, совершенно мифологическая по своему происхождению, потому что «где?» и «когда?» – это ответ на вопрос «что такое время?» и «что такое пространство?».

Что такое пространство в мифе? Пространство старше времени, потому что мы знаем от Гесиода (и не только от него, но Гесиод первым про это нам рассказал) про первоначальный хаос, который является безвидным и, вообще говоря, является ничем, и даже ничем не является, это просто – закрытая пасть. Когда эта пасть в один прекрасный день почему-то раскрылась, возник мир, потому что возникло небо и возникла земля. И между ними началось взаимодействие, земля начала порождать что-то. Это и есть первое пространство, здесь все зародилось. А уже потом возникло время. И эта первичность пространства страшно интересна, потому что ее мифологическая или, правильнее сказать, мифическая природа, это возникновение непонятно как, непонятно из чего, непонятно когда, потому что тогда и слова «когда» не было, еще до времени, но это то, внутри чего все существует.

Где находится то, что я сейчас говорю, в каком месте? Этот вопрос точно так же стоял и перед древними греками, когда они впервые начали повествовать о разных пространствах. И есть по крайней мере два мифа, интересных и важных для нас сегодня, важных в нашей обыденности, повседневности нашей, важных, потому что эти два мифа определяют и эту нашу повседневную жизнь. В сущности, они и только они должны нас волновать. Первый миф – это разговор о том, где мы оказываемся после того, как исчезаем, умираем. Это миф о загробном царстве. Это миф о таком месте, в котором, как нам кажется, или хочет казаться, или может казаться, находятся все люди, которые умерли, их очень много, место, в которое когда-то придем и мы, «примкнув к большинству», как говорили древние. И здесь есть один персонаж, играющий в философии XX века центральную роль и являющийся, возможно, главным героем мировой науки. Этого персонажа звали Сизиф.

Попав на тот свет, в это страшное загробное царство, где всем людям предстоит оказаться, хотим мы этого или не хотим, Сизиф занят странным делом, которое на всех языках называется «сизифовым трудом». Он закатывает на гору какой-то огромный кусок мрамора, и там этот кусок мрамора застывает на какой-то момент на вершине горы, а потом скатывается вниз. Некоторые считают, что прообраз этого камня – Солнце, но это черное солнце загробного мира, невидимое солнце. А некоторые говорят, что никакое это не солнце, а величайшее открытие человека – колесо. Что вот это вращающееся колесо – то открытие, для которого у природы нет аналога.

Как мы знаем, у познания есть два основных способа: по аналогии люди действуют в 99 случаев из 100. А другой способ – это то, что греки называли эвристикой, мы тоже называем это эвристикой, способностью открывать новое. Открытие совершается без всякого примера, в природе нет для него аналогов. И вот это изобретение колеса или понимание вращения Солнца, понимание вращения светила, – это то, что узнал, или угадал Сизиф, и за это был наказан. Вот эта страшная кара, этот сизифов труд, эта физическая или интеллектуальная деятельность, которой человек занят, несмотря на то, что прекрасно понимает тщетность этих занятий, и то место, в котором он этим делом занят, о котором мы ничего не знаем, о котором мы только знаем, что мы туда попадем, и то занятие, которое кажется нам бессмысленным, но почему-то наказанный человек им занят, – это и есть мифическое представление о пространстве вообще. Где бы мы ни находились, говорит нам миф, мы находимся внутри огромной загадки, и эту загадку мы все время сами себе загадываем, мы ее не разгадываем, а только все время загадываем.

- Г. Гусейнов, «История всего: лекции о мифе»

Абсурд человеческой жизни многолик в своём многообразии. Он может быть видимым и скрытым, прямым и косвенным, понятным и непонятным, однозначным и неоднозначным, определённым и неопределённым, абсолютным и относительным... И бог знает ещё каким. Ниже приводится пример видимого, прямого, понятного, однозначного, определённого и почти абсолютного абсурда.

 

Жила-была одна семья в доме, который был ещё крепок, но требовал некоторого ремонта. Однако жившие в этом доме решили снести его "до основанья, а затем" на этом же месте построить новый. Совершенно другой! С иным фасадом и иным внутренним наполнением. Быстро сломали старый. Причём при ломке многие члены семьи получили не только множество синяков, шишек, но и увечий. И не только от рухнувших конструкций дома, но и от кулаков родных и близких, много лет живших под одной крышей, и возражавших против ненужного строительства. А также предлагавших отремонтировать старый дом, а не строить новый. Однако дом разрушили, и на его обломках начали строить новый. Строили-строили, наконец, достроили. Не то, что планировалось, а то, что получилось. Но получилось, не лучшее, чем было. И тогда... Глава семьи и его единомышленники решили снести недавно построенный дом. Тоже "до основанья, а затем"... Построить точно такой дом, который был до первой стройки!.. Сказали - сделали. Быстро сломали недавно построенный дом. Причём, при ломке, опять получили множество синяков, шишек и увечий. Через 20 лет построили. Но не то, что было ранее. А гораздо худшее...

 

  Абсурд? Ещё какой!.. Но вышеприведённый пример - не миф!

- В. Касьянов, «Иные мифы о Сизифе».

Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» четвертый круг ада называет обителью тех, кто «недостойно тратил и копил». Это гигантская равнина, на которой стоят две толпы. Толкая грудью грузы, они идут навстречу друг другу, сталкиваются и затем расходятся, чтобы начать все сначала. Страж – Плутос, а наказание – Вечный спор.

Как над Харибдой вал бежит вперед

И вспять отхлынет, Прегражденный встречным,

Так люди здесь водили хоровод.

Их множество казалось бесконечным;

Два сонмища шагали, рать на рать,

Толкая грудью грузы, с воплем вечным;

Потом они сшибались и опять

С трудом брели назад, крича друг другу:

"Чего копить?" или "Чего швырять?" —

И, двигаясь по сумрачному кругу,

Шли к супротивной точке с двух сторон,

По-прежнему ругаясь сквозь натугу;

И вновь назад, едва был завершен

Их полукруг такой же дракой хмурой.

Гюстав Доре изобразил их в виде Сизифов